Книга Второй - Нина Дашевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вроде нет.
– Вот! Это как музыка: нот всего семь, но сочетания разные. И вот как ты – именно ты – составишь слова, мысли разные… Думаешь, это всегда уже было?
– Ну… Не знаю.
Мы идём рядом, Зойка быстро ходит, мне нравится так быстро, и вообще. И вообще, зачем-то мне хочется говорить, и я говорю:
– Зойка! Я вот тоже думал, знаешь о чём? О любви. Ну, скажи, неоригинальная тема, так?
– Давай о любви. Чего ты, испугался, что ли? Говори давай, подросток N!
– Ну… Знаешь, я чего-то не могу вслух. Я это записал. В телефон.
– Дай почитать?
Я даю. И думаю: вот я дурак! Засмеёт меня. А может, и не засмеёт. Может, и не дурак.
«Размышление о любви
Наверное, это очень круто – смотреть в глаза столько, сколько хочешь. Но рано или поздно станет скучно. То есть если надо будет бежать учиться, или домой, или ещё куда – тут понятно: будет казаться, что не хватает времени и как не хочется уходить. Но если времени сколько угодно. Ну да, можно говорить-говорить. Самому с собой можно говорить долго, а вдвоём – вообще очень долго, особенно первый раз, пока не расскажешь всего себя, ну, то, что через край.
А потом всё равно. Рано или поздно станет скучно. (Я не беру те простые вещи, что раньше, может, захочется есть или тупо в туалет.)
Но вот – скучно. Захочется книгу или пойти куда-нибудь. Одному. И что? Фишка в том, что скучно кому-то из двоих станет раньше.
В этом всё дело. Это мучительно.
Лучше всегда уходить раньше этого момента. Пока кому-то не стало скучно с тобой».
– Интересно, – говорит Зоя. Нет, не смеётся надо мной.
– Тоже уже было, правда ведь? Ничего оригинального?
– А ты не думаешь, что… Что если стараться быть оригинальным – уйдёшь от истины?
– Неужели ты веришь в истину, Зойка?!
– Ну и верю, и что.
Она вдруг рассмеялась:
– Надо же, такие разговоры обычно возможны только в поезде, в третьем часу ночи.
– В поезде? Ты с кем-то так говорила?
– Да. А ты ездил куда-нибудь один?
– Ещё нет. А ты да?
– Да.
Ничего себе, родители отпускают её одну. То есть не родители, а… Старик Синицкий. Интересно, а я раньше думал: Зоя и Зоя.
– У меня такие разговоры возможны только… Только ни с кем. Только если я пишу.
– А ещё такое есть?
– А тебе интересно?
– Нет, из вежливости спрашиваю, – Зойка отвернулась и пошла такая независимая, руки в карманы. Смешная.
– Вот ещё, – сказал я и снова дал ей телефон.
«Размышление об аварийной сигнализации
Аварийку включают, когда действительно что-то случилось. Но чаще имеется в виду вот что: я нарушаю правила и знаю это, так вышло, извините, у меня такая ситуация.
Либо человек стоит в неположенном месте, либо у него фары не работают, либо ещё что. Он обозначает: у меня проблемы. Я неадекватен, понимаю. Извините.
Жаль, что нет такой же аварийной сигнализации просто у людей. Многих проблем удалось бы избежать».
Зойка смеётся.
– А это хорошая мысль. Ты всё же не дурак, подросток N!
Я смеюсь тоже.
– Скажи, – вдруг она перестаёт смеяться. – А почему ты не хочешь быть собой? Тебе это плохо – почему?
Я пожимаю плечами. Как это объяснишь?
– Много всего, даже не знаю… Ну, родители ругаются.
– Родители?.. И серьёзно?
– Да не. Вроде из-за ерунды: кто свет не выключил, да я не включала, это ты – нет, ты. И поехало, из-за ерунды!
– Да… плохо. Надо что-то делать, надо… Знаешь что? Купи им билет в кино.
– Чего?
– В кино! Лучше французское какое-нибудь. А что ещё? Вот твои родители ссорятся, а ты будешь стоять и смотреть, как псих!
– А вдруг они в это время не смогут… Или кино не понравится.
– Вдруг-вдруг… Трус. Смогут они, и им понравится. Их так впечатлит, что ребёнок им билет купил, они с уважением отнесутся. Они же тебя любят.
– Откуда ты знаешь?
– Видно. Что тебя родители любят, это всегда видно. Так что давай; кто, если не ты?
…А ведь правда, кто?
– Зой… Вот ещё. Почитаешь?
«Есть столько деталей, которые я замечаю. И думаю: вот про это написать бы и про это. Но кое-что забываю. А про что-то действительно пишу. И эти детали, перенесённые в буквы, – что это? Им от этого лучше? Иллюзия значимости. Останутся они в чьей-то памяти или нет? Вообще-то ведь это неважно, самим деталям нет до этого никакого дела.
Это как лица. Я их не запоминаю. Но иногда чьё-то случайное лицо западает в память на несколько секунд. Редко больше трёх минут. Почему, интересно? Зачем?»
Зоя молчит. А потом говорит:
– Запиши мой адрес. А? Мне очень нравится, как ты пишешь. Присылай.
– Нравится?
– Да!
…И я рискую, показываю ей последнее.
«Размышление под мостом
Когда у меня появится девушка, я отведу её сюда. Под мост. И скажу: вот. Я буду с тобой честен. Ты ждала романтики? Парк с лебедями или кино? Нет. Я – это вот, под мостом. Вот эти железные балки и река. И грохот машин сверху.
И она скажет: „Да? А знаешь, Паша водил меня в „Шоколадницу“.
А я скажу: „У меня нет денег“. (Ведь девушка у меня появится раньше, чем деньги? Правда ведь?)
И ещё скажу: „Ну и вали обратно к своему Паше“.
Такой у меня будет короткий роман. Лаконичный даже».
– Да, – говорит Зоя.
– Чего «да»?
– То, что мне это очень понятно.
…Мне опять становится дико неловко, и я спрашиваю:
– А ты вообще знаешь, где тут метро?
– Знаю. Но оно закрыто, ремонт. Вообще-то я этот район знаю очень хорошо, жила здесь.
– Здесь?!
– Ну да, недалеко. Знаешь, что вон там?
– Нет.
– Балетное училище.
Зоя вздыхает. Но я пока ещё не понял.
– Ну, смотри. В него ходят балетные девочки, такие все… Такие тонкие. Понимаешь? И тут я. Бегемот. И понимаю: никогда. Никогда мне не стать как они. Теперь ясно тебе?
– Ясно, – говорю я. У меня почему-то всё внутри сжимается. Я никогда не переживал из-за своей внешности, но мне вдруг это становится очень понятно. Как она каждый день выходила на улицу, а там балетные эти. У меня даже ладони вспотели.