Книга Город Солнца. Глаза смерти - Евгений Рудашевский

– Ничего крутого, – возразила Екатерина Васильевна.

– Но ведь это поможет заснять какое-нибудь преступление, – настаивал Дима. – Взятку или убийство. А потом написать об этом. И будут доказательства.

– Почему сразу взятку или убийство? – вмешалась Аня. – Почему не заснять что-нибудь хорошее? И потом написать об этом.

– О хорошем никто не будет читать, – ответил Максим.

– Это почему?

– Проверено.

– Кем?

– Были такие газеты. «Эквариан Тайм» в США и «Бон нувель» во Франции. Они публиковали только хорошие новости. Никаких ограблений, болезней, аварий. Только позитив.

– И что?

– Разорились. Их никто не читал. Поначалу, конечно, всем было интересно. А потом быстро забыли. И пошли читать то, что привыкли.

– Кровь, кишки, – кивнул Дима.

– Именно.

– Да уж… – Аня сочувственно улыбнулась Екатерине Васильевне.

– «Предположим, я рявкну осанну, и сразу исчезнет порок. Во всём мире начнётся благоразумие, а газетам и журналам придёт конец, потому что никто больше не будет на них подписываться», – сказал в заключение Дима.

После этого разговор затих. Аня изредка спрашивала Екатерину Васильевну о доме в Клушино, но лишь разбавляла тишину и не затевала долгих обсуждений – знала, что сейчас это неуместно. Дима всегда с восторгом следил за тем, как ведёт себя Аня. Сестра хорошо чувствовала других людей и никогда не ставила их в неловкое положение.

Наконец открылась дверь в кабинет, и Екатерина Васильевна порывисто встала.

– Прошу меня простить. – К ним вышел сам Погосян. – Накопились дела.

– Может, мы не вовремя? – спросила Екатерина Васильевна.

– Ну что ты, Катя, всё в порядке. Ты всегда вовремя.

Погосян был суховатым, чуть сутулым мужчиной лет шестидесяти, не меньше. Он не ретушировал свой возраст и сохранял удивительную плавность, которая проявлялась в движении тонких рук, в наклоне головы и походке. Чёрные кожаные туфли с короткими шнурками, жилетка с кармашком, в котором Дима разглядел самый настоящий брегет на цепочке, – всё это говорило о своеобразной старомодности их обладателя, а выглядывавшие из-под брючин ярко-розовые носки делали такую старомодность эпатажной.

– Картину я оставила на охране, – поспешила объяснить Екатерина Васильевна.

– Да, конечно. Наденька, – Погосян обратился к помощнице, – сходите за полотном. Нужно всё оформить.

– Да, Андрей Ашотович.

Погосян оставался приветлив, что не мешало ему смотреть на гостей с видом лёгкого превосходства. Едва все расселись в кабинете, он тут же обратился к Максу:

– Подоконники, молодой человек, для фикусов. Или фиалок. Хотя по мне, так лучше бы они оставались совсем пустыми. В любом случае, на фикус и фиалку вы не похожи.

Макс, по привычке присевший на подоконник, отреагировал не сразу. Но в итоге слез с подоконника и сел на свободный стул.

– Ну что, студенты, начнём с вас. Спрашивайте.

Максим и Дима стали задавать вопросы, подготовленные для проблемной статьи, и Погосян, несмотря на видимую высокомерность, отвечал подробно, без ужимок. Рассказывал про инфракрасные микроскопы с преобразователем Фурье – они помогали определить синтетические пигменты, про обычные цейсовские микроскопы холодного света – они обеспечивали бережное исследование графики и живописи. Наконец объяснил, что заменить музейный экспонат подделкой невозможно, потому что мошенник, скопировав общий вид и даже сделав картину внешне неотличимой, никогда не сумеет в точности воспроизвести микротрещины и особенности фактуры:

– Они давно зафиксированы макросъёмкой. И когда нужно установить подлинность какого-нибудь известного полотна, первым делом сравнивают его фрагменты с эталонными. Это понятно?

– Да, – уверенно кивнул Дима.

Выдержав студенческое интервью, Погосян с некоторым облегчением перешёл к разговору об «Особняке на Пречистенке» и с мягким укором сказал Екатерине Васильевне:

– Катенька, тебе следовало сразу обратиться ко мне. Раньше вы с Серёжей так и поступали. Никогда об этом не жалели.

– Кто такой Серёжа? – тихонько спросила Аня.

Макс не ответил. Даже не посмотрел на неё, будто вовсе не слышал вопроса.

Аня ещё не знала, что при Максиме лучше не упоминать его отца. Дима это усвоил чуть ли не в первый день их знакомства.

– Кстати, Серёжа не объявлялся? – спросил Погосян.

– Нет, – коротко отозвалась Екатерина Васильевна.

– Жаль. Талантливый мальчик. Очень талантливый. Если бы не любовь ко всем этим приключениям, если бы…

– Андрей.

– Прости.

Погосян замолчал. Будто против воли ушёл в воспоминания, связывавшие его с отцом Максима, и в кабинете какое-то время стояла тишина. Было слышно, как гудят кулеры включённого компьютера.

– Что-то я в последнее время часто думаю о том, как всё могло сложиться. Старею, правда?

– Нет, Андрей, ты всегда был таким. И ты ни в чём не виноват.

– Может быть. Но это я их познакомил. Хотел помочь. Не думал, что он…

– Андрей.

– Прости.

В разговоре с Екатериной Васильевной Погосян с ощутимой грустью погружался в прошлое. Ненадолго забывался, а потом бросал на остальных такой рассеянный, недовольный взгляд, будто только что заметил их присутствие и ещё не знал, как с ним примириться.

Дима слушал затаившись. Надеялся ненароком узнать что-нибудь об отце Максима. Сам Максим смотрел в свой новенький блокнот. Что-то подчёркивал, дописывал, словно не испытывал ни малейшего интереса к словам Андрея Ашотовича, однако на деле, конечно, не пропускал ни одного из них. Дима впервые заподозрил, что Максим и сам толком не знает, где сейчас Шустов-старший и чем занимается. Если он вообще жив.

– Ну хорошо, – Погосян встал из-за стола. – Твой «Особняк» я отправлю на исследование. Вероятно, уже завтра появится кое-какая информация, но, сама понимаешь, деталей придётся подождать. Я всё сделаю, не переживай. Если будут вопросы, я позвоню, но, думаю, твоего письма достаточно. С внутренним слоем мы разберёмся.

Екатерина Васильевна встала и готовилась прощаться, но Погосян с неожиданно игривой улыбкой сказал:

– Это не всё. У меня есть новость. Пока не будем торопиться, нужно подождать рентгенографию. Но, кажется, мы нашли твоего живописца.

– То есть как нашли?

– В хранилище лежат две работы Александра Берга. Это вполне может быть именно твой Берг. Шанс есть. Хотя сама знаешь, к нам в восемнадцатом веке приезжало много немцев, голландцев, англичан. У себя признания не находили и отправлялись попытать счастья здесь. Вот только они почти не исследованы. Про нашего Берга известно немного, но кое-что есть. – Погосян показал на лежавшую на столе тонкую синюю папку. – Он родился в Петербурге, в семье архитекторов. Я уже видел его картины и…