Книга Его Величество - Владимир Васильев

Николай Павлович не заметил, как приблизился к окну на столько, что стал ощущать холод стекла. Вот одна из снежинок оказалась у самых глаз. Она взметнулась вверх и со всей силой ударилась о стекло. На том месте, куда она упала, образовалось мокрое пятно. Маленькая капелька воды медленно скатилась вниз.

«Отвратительно!» — возмутился он, понимая, что настроение теперь окончательно испорчено и ему будет не уснуть.

Под утро Николай Павлович попытался задремать, но почти сразу был разбужен флигель-адъютантом Адлербергом. Владимир Федорович доложил, из Таганрога прибыл полковник лейб-гвардии Измайловского полка Александр Александрович Фредерикс. Он привез пакет с секретным донесением. Донесение адресовано «императору». Было 5 часом 30 минут.13

«К матушке, к вдовствующей императрице», — подумал великий князь, но, взглянув на суровое лицо Владимира Федоровича, словно повинуясь внутреннему напряжению, какой-то неведомой ранее пружине, быстро оделся и твердой походкой прошел в кабинет, возле которого стоял навытяжку полковник.

* * *

Продолжая глядеть как завороженный на пакет с таинственной надписью «о самонужнейшем» от начальника главного штаба генерала Дибича и адресованный «в собственные руки императору», великий князь Николай спросил полковника Фредерикса:

— Вы знакомы с содержанием?

— Никак нет. Одно могу сказать, такой же пакет послан в Варшаву.

«В нем находятся сведения особой важности. Если не вскрою, то мы здесь не сможем принять меры, если надо что-то срочное исполнить», — думал Николай Павлович.

Во рту стало сухо от волнения. Он боялся, что сейчас не сможет вымолвить и слова. А говорить надо. Надо было объяснить стоящему рядом с ним полковнику, что независимо от того, есть ли здесь император или нет, он великий князь, родной брат усопшего Александра I обязан знать о содержании столь важного донесения.

«Пусть будет так», — мысленно приказал он себе и быстрым движением руки раскрыл пакет.

Первые строчки письма ошеломили. Генерал Дибич в сопроводительном письме сообщал о существующем на большом пространстве страны, разветвленном заговоре. Их участники находились в Петербурге, Москве, Бессарабии. Это были в большинстве военные люди, офицеры.

«Необходимо действовать, не теряя ни минуты, с полной властью, с опытом, решительностью, а у меня нет ни власти, ни права на оную», — с горечью думал он, лихорадочно ища выход из положения.

— Надо собрать военный совет, — попытался подсказать великому князю Фредерикс.

— Да-да, совет, — пробормотал Николай Павлович, мысленно перебирая, кого стоит пригласить для чтения документов.

«Матушка не должна знать ни в коем разе. От нее все это надо скрывать пока возможно будет, — быстро проговорил он сам себе. — Без Милорадовича не обойтись. Если его звать, то в противовес генерал-губернатору нужен будет князь Голицын. Он доверенное лицо умершего императора Александра I и начальник почтовой части».

Почувствовав чей-то взгляд, Николай Павлович обернулся. Возле дверей стоял флигель-адъютант Адлерберг.

— Пожалуйста, пригласите срочно петербургского военного генерал-губернатора Милорадовича и начальника почтовой части князя Голицына, — сказал он, чувствуя дрожь в голосе.

Написанные рукою генерал-адъютанта графа Чернышева приложения к письму Дибича заключали изложение обширного заговора, полученные через два источника. Это были показания юнкера Шервуда, служившего в Чугуевском военном поселении, и капитана Майбороды, служившего в 3-м пехотном корпусе. Заговор касался многих военных из Петербурга, и больше всего из Кавалергардского полка. Были списки офицеров служивших в Москве, в главной квартире 2-й армии, а так же в войсках 3-го корпуса.

Сообщалось, что за несколько дней до своей кончины покойный император повелел генералу Дибичу послать полковника лейб-гвардии Казачьего полка Николаева взять прапорщика Вадковского, за год до того времени выписанного из Кавалергардского полка. Был уведомлен генерал Витгенштейн о необходимости арестовать князя Волконского, командовавшего бригадой, и полковника Пестеля, командовавшего в этой бригаде Вятским полком.14

— Михаил Андреевич, вы записывайте, записывайте, — напоминал уже в который раз Николай Павлович Милорадовичу, видя как генерал-губернатор, взявшись за перо, снова отложил его.

— У меня память еще дай Бог каждому, — ухмыльнулся петербургский губернатор, но подвинул листок бумаги ближе к себе и взял перо.

Он прибыл в Зимний дворец через час после князя Голицына с помятым лицом, словно его только разбудили. Был молчалив, нервничал, хотя старался себя сдерживать. Несколько раз взгляды великого князя и петербургского генерал-губернатора пересекались, и Милорадович быстро переводил взгляд или на Голицына, или на документы.

«Что-то не заладилось у генералов», — мелькнула в голове Николая Павловича радостная мысль, когда он в очередной раз посмотрел на генерала, но мысль дальше не развилась, потухла. Ее сменила другая, тревожнее прежней: «Среди офицеров по спискам заговорщиков могут быть его знакомые. Вот и не пишет он фамилии. Запоминает, кого можно предупредить. А что если…»

Петербургский генерал-губернатор и на самом деле чувствовал себя неважно. Михаил Андреевич предыдущую ночь почти не спал. Сначала его расстроил дежурный генерал Главного штаба Потапов, сообщив о резком тоне письма, полученного им от цесаревича Константина, который требовал выполнить волю умершего государя и присягать его брату Николаю Павловичу.

От Потапова, время было около полуночи, он поехал к адмиралу Мордвинову. Но и Николай Семенович ничем не мог утешить. Предлагаемый Батеньковым и согласованный с Мордвиновым и Милорадовичем вариант — отказ от присяги, вывод полков за город, мирные переговоры с властью о кандидате на трон не устраивал радикальное крыло офицеров. Связки генеральской оппозиции и главарей офицерской мятежной оппозиции не получалось. Надежды, что вдруг произойдут какие-то изменения и Батеньков настоит на своем варианте, казались настолько слабыми, что генерал-губернатор в отчаянии готов был сам идти на переговоры.

— Меня не затруднит. Я сам составлю список тех, кто находится сейчас в Петербурге, — громко сказал великий князь и Милорадович, плутавший в своих сомнениях, вздрогнул.

— Напишу я, ваше высочество, сам, — пробурчал генерал и удивился своему голосу — вышло как-то извинительно.

Милорадович стал торопливо заносить на бумагу фамилии петербургских мятежников, указанных в письме, а мысль, которую он так и не высказал великому князю, продолжала биться, пытаясь вырваться наружу: «Да что это я перед тобой вытанцовываю? Что это я так унижаюсь, заискиваю?»

Ехидный голос князя Голицына совсем вывел Милорадовича из себя: