Книга Разноцветный снег - Наталия Волкова

Глава 14

Из музея я вернулась с неплохим уловом. Оказалось, за какие-то пятьдесят рублей там можно фотографировать любые экспонаты и документы, и это было то, что надо. Я пообещала себе, что обязательно приду в музей просто так, без всякого расследования, потому что, честное слово, он у нас очень интересный. Я даже на каланчу поднялась по винтовой лестнице и посмотрела на О-жск сверху, и опять показалось, что я вижу свой город первый раз.

– Ты что-то конкретное ищешь? – поинтересовалась смотрительница.

– Зал, посвященный войне, – сказала я и зачем-то добавила: – Для доклада.

Смотрительница проводила меня в зал с витражами вместо окон, из-за чего он казался немного готическим.

– У нас тут есть уникальная миниатюра, посвященная захвату Сторожевского плацдарма. Хочешь посмотреть? Я подсветку включу.

Я поблагодарила ее, достала блокнот и стала обходить зал по порядку, чтобы ничего не упустить. Автоматы, пулеметы, гранаты, фотографии из личных архивов, медали и ордена героев. Огромное подсвеченное фото жителей О-жска 22 июня в день объявления войны. Вот они стоят и слушают радио: кто-то – опустив голову, кто-то – обняв девушку, а кто-то, кажется, еще ничего не понял и улыбается. Я всматривалась в лица людей: вдруг среди них есть и молоденькая Тоня?

А вот и витрина с документами. Листовки, письма с фронта, газеты…

И вдруг среди газет я заметила эту, «О-жский листок». На ней стояла дата – август 42-го года, и на первой полосе была напечатана «Прокламация», подписанная внизу мелким курсивом: «Перевод А. П. Старцева». Я наклонилась над витриной и прочитала:

Прокламация

Объединенная армия оккупировала данную местность, и в целях обеспечения порядка на данной территории приказываю:

1. Никто из жителей не имеет права покидать город или деревню без особого разрешения. Разрешение дается местной венгерской комендатурой. Лица, покинувшие город без разрешения, будут рассматриваться как партизаны и повешены.

2. Всякое убийство или попытка к убийству венгерских солдат будет караться смертной казнью. Помимо этого, за каждого убитого солдата будет расстреляно 100 жителей, взятых из заложников, а деревня будет сожжена.

3. Гражданскому населению запрещается пользоваться колодцами, предназначенными для солдат и обозначенными особыми знаками, а также подходить к ним на близкое расстояние. Лица, обнаруженные поблизости колодцев, будут расстреляны.

4. Каждый еврей должен о себе заявить в течение 24 часов военному командованию. Не исполнившие этого будут расстреляны, а также и русские, укрывающие евреев и разговаривающие с ними.

5. Гражданское население не имеет права употреблять спиртные напитки.

6. Каждый должен соблюдать светомаскировку. Не соблюдающие светомаскировку будут рассматриваться как шпионы и караться смертной казнью.

7. Все собаки должны быть заперты в домах. Собаки вне дома будут застрелены.

Призываю все население исполнять вышеуказанное. Не выполнившие этого приказания будут строго наказаны.

А дальше шла статья некоего Гранатова.

Освободив немецкий народ, Адольф Гитлер стремится освободить и другие народы, в частности народы Советской России. Социальный подъем не только одной Германии, а всего мира, утверждение национал-социалистических преобразований во всей Европе – вот задачи, стоящие сейчас перед Адольфом Гитлером. Видя, что сделали большевики с Россией, Гитлер не мог оставаться безучастным к этому явлению. Следуя своим принципам освобождения и улучшения положения народов, Гитлер протянул нам руку, желая освободить нас от жидовско-большевистского гнета.

Так вот кого мы собираемся защищать? Старцев хладнокровно переводил на русский такие зверские приказы. Ничего удивительного, что он сдавал фашистам невинных людей. Ладно, по-любому надо все показать Якову Семеновичу и ребятам, а для этого…

Я достала фотоаппарат и сделала несколько снимков.

* * *

В среду, как и договаривались, собрались в библиотеке. Я пришла раньше времени и еще в коридоре услышала голос заведующей, доносящийся из «подземелья». Она отчитывала Якова Семеновича, что кружок, мол, она разрешила устраивать в свободное (она несколько раз подчеркнула голосом это слово) от основной работы время. Яков Семенович объяснил, что у него сейчас как раз читателей нет и что это никакой не кружок, а просто ребята пришли обсудить одно письмо.

– Письмо – это хорошо, – сказала заведующая, – но не запамятовали ли вы, что ваша главная задача как библиотекаря – заставить детей…

– Полюбить читать, – кисло произнес Яков Семенович. – Все? Я могу идти? А то меня дети ждут.

– Ох, договоритесь вы, Яков Семенович…

– А я думал, мы уже договорились, Елена Георгиевна.

Заведующая только хмыкнула.

* * *

– Ну, дорогие мои ватсоны, какие новости? – поднося ко рту воображаемую трубку, спросил Виталик.

Танечка восхищенно смотрела на новоявленного Шерлока Холмса и, конечно, не удержалась от вопроса:

– Тебе подробно отчитываться?

– Абсолютно, – кивнул он важно, – со всеми фактами, уликами и…

– Ну, может, хватит уже паясничать, а? – Меня это бесило: во-первых, тема серьезная, а во-вторых, хотелось побыстрей выложить свои находки. – Давайте ближе к делу.

– Ближе к телу, ты хотела сказать? К телу преступника или жертвы? – не удержался Виталик.

– Да, давайте, – вдруг отозвался молчавший до сих пор Яков Семенович, – нам долго задерживаться сегодня нельзя.

– Тогда вот, – я плюхнула на стол планшет с фотографиями. – Все, что удалось найти в музее. Он писал в газету, переводил про казни, про расстрелы, про евреев… Короче, действительно работал на фашистов.

– Погоди, Стась, – заговорил Ромка, – мы же читали, что он не хотел этого.

– Так вот, – я опустила голову, – наверное, Виталик был прав: он свою шкуру хотел спасти, вот и пошел в штаб работать, доносить там на всех, лишь бы самому в живых остаться.

– Че тэ дэ, – кивнул Виталик. – Что и требовалось доказать. Я же говорю: это элементарно, Ватсон!

– Но как же тогда письмо сестре? – гнул свое Ромка.

– Кстати, а про сестру удалось что-то выяснить? – Яков Семенович перевел взгляд на Соню с Даней.

– Ага, – ответили близнецы хором, – она сразу после войны умерла от тифа, кажется, а сын ее уехал. И ни слуху ни духу.

– Значит, родственников нет. Это усложняет дело, – Яков Семенович задумался, – но можно поискать очевидцев, хотя их очень мало осталось.