Книга Миллениум, Стиг и я - Мари Франсуаза Коломбани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может быть, в этом происшествии корень феминизма Стига? Во всяком случае, без этого не обошлось. В ходе работы над трилогией Стиг планировал назвать три первых тома «Человек, который ненавидел женщин», однако название сохранилось только за первым томом,[14] и то потому, что автор очень на этом настаивал. Во французском переводе слово «ненавидел» заменили на «не любил».
Когда в 1972 году я познакомилась со Стигом, он уже был отчаянным феминистом и во всем, включая работу, предпочитал женское общество мужскому. Еще в детстве, когда он жил у деда с бабушкой, его лучшим другом была девочка. У женщин Стиг пользовался успехом. Он считал, что женщины обладают большим творческим потенциалом по сравнению с мужчинами и менее при этом озабочены карьерными соображениями. На службе он ровно относился к сотрудникам обоего пола, одинаково им доверял и находил даже приятным быть под началом у женщин. И уж если он обрушивался на «мачо-карьеристов», которые пытались чинить препятствия «дамам Стига», то всегда либо вынуждал их изменить стиль поведения, либо вычеркивал из круга своего общения. Когда в третьем томе «Миллениума», «Девушка, которая взрывала воздушные замки», Эрика Бергер становится главным редактором «Свенска моргонпостен», он очень хорошо растолковывает, какие насмешки и каверзы могут поджидать знающего специалиста-женщину в мужском коллективе. «Речь всегда шла о мелочах. Редакционное совещание внезапно переносилось с 14.00 на 13.30, а ее не информировали, и когда она наконец появлялась, большинство решений уже было принято». Выбранные ею заголовки менялись, а статьи на темы, которых она запретила касаться, оказывались на первой полосе.
Его явная склонность к женскому полу никогда меня по-настоящему не заботила. Ни он, ни я не отличались ревнивым характером и, сказать по правде, смотрели спокойно на увлечения друг друга.
В юности Стиг играл на ударных в джаз-банде, который организовал его друг. Но больше всего он любил рок и по преимуществу рок женский: «Shakespeare», Анни Ленокс из группы «Eurythmics» или Тину Тёрнер. Недаром близкими подругами Лисбет Саландер оказываются девушки из рок-группы «Персты дьявола». Что до меня, то мои пристрастия более разнообразны и простираются от оперы и рока до поп-композиций. Мы слушали разную музыку; впрочем, для музыки у нас редко находилось время.
Домашние обязанности мы делили сообразно склонностям: ему нравилась уборка, мне готовка. Стирку мы оба терпеть не могли и занимались этим по очереди.
Ясное дело, что в трилогии «Миллениум» женщинам принадлежат ведущие роли. Разного возраста, различных характеров и профессий, все они так же упрямы и целеустремленны до одержимости, как и сам Стиг. И так же способны наносить удар за ударом, защищая себя. Стиг не находил никаких оправданий мужскому насилию и говорил об этом устами Лисбет Саландер. Мартина Вангера когда-то насиловал отец, но «У Мартина, как и у любого другого, был шанс дать сдачи. Он сделал свой выбор. Он убивал и насиловал, потому что ему это нравилось». И прибавляет: «Мне просто кажется, что уж больно красиво получается — каждой сволочи всегда есть на кого все свалить».
На создание трилогии Стига особенно вдохновили известия о нескольких случаях, когда женщина становилась жертвой убийства. В 2003-м почти одновременно были убиты Мелисса Нурдель и Фадиме Сахиндал. Под впечатлением этих событий Стиг написал статью для антологии Сесилии Энглунд под названием «Дебаты о преступлениях на почве поруганной чести: феминизм или расизм?» Тело первой женщины было найдено в воде возле причала в Бьёрквике в Ингарё: ее из ревности убил дружок. Второй выстрелил в голову собственный отец, потому что она отказалась выйти замуж за нелюбимого. В Швеции убийство Мелиссы расценили как бытовое, а Фадиме — как имеющее этнические корни, то есть как преступление на почве «поруганной чести», произошедшее в рамках иной культуры. Стиг назвал их «сестрами в смерти», поскольку для него обе они пали жертвами отживших «патриархальных» устоев, не оставлявших женщинам прав распоряжаться собой. Разговоры о «национальных особенностях» только развязывали языки расистам и уводили следствие с истинного пути. А женщины тем временем расплачивались за преступления мужчин.
В книге о преступлениях на почве «поруганной чести» он писал: «Когда для объяснения подобных трагедий привлекают антропологическую и культурную модель, это обычно приводит к обсуждению формы угнетения, но никогда — к обсуждению смысла. И в Индии продолжают сжигать женщин, на Сицилии убивать их „во имя чести“, а в Швеции бить по вечерам в субботу… Культурная принадлежность вовсе не объясняет, почему во всем мире женщин убивают, мучают, режут и насилуют по ритуальным предписаниям, установленным мужчинами, и не дает ответа, почему мужчины в наших патриархальных обществах притесняют женщин. (…) „Систематическое насилие“ над женщинами — а речь идет именно о систематическом насилии — следовало бы приравнять к насилию по отношению к членам профсоюзов, к евреям или к инвалидам». К большому удовольствию Стига, его точку зрения разделили и восемь других авторов антологии, среди которых было шесть женщин.
Третьей жертвой стала Катрин да Коста, тело которой убийца расчленил. Стига очень взволновала книга об этой истории. Ее автор, Ханна Ольссон, впоследствии говорила мне, что, прочтя его публикацию о преступлениях на почве «поруганной чести», захотела поработать вместе со Стигом. Все случаи насилия, описанные в «Миллениуме», почерпнуты из полицейских отчетов. Доказанные преступления не возбраняется выносить на публичное обсуждение.
В итоге Стиг сделал женщин главными героинями детективного романа феминистского толка. Как еще мог писатель отдать им дань своего огромного уважения? Как еще мог он показать их такими, какими видит: свободными, мужественными и достаточно сильными для того, чтобы изменить мир и отвергнуть роль жертвы. Что же касается убийц, то на их счет все было сказано еще в Библии.
Особенная атмосфера, которую Стиг создал в своей трилогии, пронизана суровой моралью и постоянными отсылками к библейским текстам — именно такая атмосфера окружала нас в Вестерботтене, где мы оба выросли. Это весьма необычно для классических детективных романов, но не редкость в книгах наших знаменитых писателей, таких как Пер Улоф Энквист или Торгни Линдгрен, которые тоже родом из пустынных северных районов Швеции.[15]
