Книга Синие лыжи с белой полосой - Алексей Гавриленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смотрит на свое отражение в витрине, и даже оно уже не радует. Отвел взгляд, окинул отражение многолюдной улицы и вдруг понял, что это не улица, а… огромный стадион.
Вот Славка отчетливо видит, как он стремительно мчится на лыжах. Сзади ковыляют Мишка, Сашка и другие ребята. Им никак не угнаться за настоящим лыжником, у которого на груди и спине написано хорошее слово «СПОРТ».
А вот другая лыжная трасса — это взрослые соревнования в Новрегии (или в Норвегии?). Много-много болельщиков. И вдруг наша сборная отстала от лидеров! Неужели такое возможно! Все в ужасе. Но это эстафета — это значит, что за каждую страну выступают по четыре самых быстрых лыжника и все решится только тогда, когда последний из четверки пересечет финишную черту. Поэтому еще есть надежда: а вдруг на последних этапах произойдет чудо, вдруг наши еще вырвут желанную победу. Тренеры рвут на себе волосы. Особенно поредела шевелюра Толь Толича. На последних этапах за нашу страну выступают Скороходов и… конечно, Саночкин. Предпоследним бежит Скороходов. Перед тем как уйти на дистанцию, он говорит Славке: «Вячеслав, надежда только на тебя, не подведи. Давай покажем им, где раки зимуют!» — жмет ему руку… и уходит на этап, далеко отстав от соперников. Он настоящий боец, поэтому обгоняет почти всех, только самый сильный новрежец убежал далеко-далеко вперед. Уставший Скороходов подбегает к Славке и, падая, из последних сил протягивает ему эстафетную палочку… Славка срывается, как ракета. Все скандируют: «Са-ноч-кин!!!» А самый юный участник ловко скользит по лыжне, в руках легкие лыжные палки, они мелькают, как велосипедные спицы — не уследишь, а на ногах — новые лыжи, они только-только из магазина — ни одной царапинки, под ними снег не скрипит, а поет: вжик-вжик-вжик. До лидера очень далеко, и никто не верит, что какой-то мальчик может догнать чемпиона мира, но бабушка, Элька и тетя Маша верят в него, они надеются, что Славка сможет спасти честь страны… И Славка совершает чудо — за несколько метров до финиша обгоняет самого быстрого новрежца. Победа…
Славка так устал от своей спортивной фантазии, что без сил прислоняется к стеклу витрины, уткнувшись в нее лбом.
Пока Славка размахивал руками перед стеклом, занавешенным синим полотном, Яна с интересом поглядывала на малыша, правда не отрываясь от своих красок. Дел у нее, если честно, по горло. А вот сейчас у нее опустились руки. Мальчишка уже давно стоит неподвижно, чертит что-то пальцем на стекле у себя перед носом.
Ну и как тут можно работать, когда у этого маленького человека что-то не клеится в жизни?
И совершенно неожиданно для самой себя она, подобно мальчугану за стеклом, подобно тучам над городом, застыла без движения перед своими красками. По стеклу бегут маленькие ручейки, под дождем мельтешат люди, мимо несутся автобусы, и лишь один мальчишка неподвижен в этом водовороте. И еще — Яна. Она склонила набок голову и молча смотрит на него.
Да уж. Не до работы тут.
В пустом зале, который напоминает планетарий с картами звездного неба, тишина. Сейчас в нем не так многолюдно, как тогда, когда ученые обсуждали «открытие» двух «субчиков» — как Эдуард Ильич назвал Гогова и Магогина. Сейчас в центре зала — небольшой стол, на нем светится экран компьютера. Над ним склонились всего два человека. Так, так, так, посмотрим… ну, конечно, это они и есть. Эта та самая парочка астрономов, которой так недоволен профессор. Придется их рассмотреть получше.
На первый взгляд эти двое настолько не похожи друг на друга, что трудно представить себе более разных людей: Гогов, если помните, долговязый, худой и даже желчный, а вот Магогин — коротышка и толстяк. Но это только на первый взгляд. Если к ним приглядеться, то можно сделать сенсационное открытие — это же близнецы-братья! Ну, разумеется, это не родные братья и не двоюродные, и вообще они никакие не братья, но так похожи, что просто диву даешься. Сами посудите: даже одеты одинаково. И самое поразительное — прически, которые больше напоминают маскарадные перья, торчащие в разные стороны (кажется, что они попали в ураган, а причесаться потом забыли), у обоих — словно в зеркальном отражении. Видать, они не только вместе работают, но и стригутся у одного парикмахера, вместе покупают одежду в одном и том же магазине, да еще очки им прописывает один доктор. Но, правда, в очках есть одно заметное различие: у Гогова стекла — темные, а у Магогина — прозрачные.
Вот такие они.
В ночной тишине раздается шорох «мыши» и монотонное постукивание по клавиатуре. Вдруг две фигуры застывают перед картинкой на экране.
— Чего это? Неужели получилось… — то ли спрашивая, то ли утверждая, растерянно придыхает Гогов. Лицо его от удивления становится еще длиннее. Хотя куда уж больше?
— Ну! Точняк! Это же… и есть формула дождя! — более уверенно шепчет Магогин. Какое-то время смотрит на Гогова, затем выпрямляется и кричит, раскинув руки под куполообразным сводом, закрывающим небо: — Мы открыли формулу дождя!!!
И эхо поскакало по нарисованным звездам обсерватории. Какое-то время братья-астрономы лупят друг друга по спинам — радуются, ну прямо как дети. Несколько успокоившись, Гогов произносит, почесав взъерошенную голову:
— Ну ничего себе, какой я умный! — и начинает полнеть от сознания своей гениальности.
Его раздувания останавливает Магогин:
— Не понял? Кто это здесь умный? Кто это все первый придумал?
— Ну я. А кто ж еще!
— Не, ну это наглость! Это же моя научная идея. Я первый сообразил, что можно использовать парниковый эффект против зимы, чтобы никогда не простужаться и не закаляться. — Магогин даже становится агрессивным.
— Чья? Чья идея? Подумаешь, идея какая-то дурацкая! Главное — научная мысль! Может, она у меня в голове с самого детства вызревала! Я, еще когда маленький был, уже ненавидел солнце. У меня от него аллергия. — Он снимает свои темные очки для убедительности. — Завтра же пойду к Эдуарду Ильичу — за научной степенью.
— А я пойду сегодня. Прямо сейчас. — Магогин даже засобирался.
— Ну-ну, он как раз тебя ждет не дождется. Все думает: «Где же Магогин? Чего это он не идет степень получать?» — кривлялся Гогов, передразнивая Эдуарда Ильича. — Да он даже слушать не станет такого оболтуса.
— Это я-то оболтус? Да без меня ты бы до сих пор перистыми облачками занимался… Оболтус!.. А кто главное астрономическое уравнение подглядел у Эдуарда Ильича, когда он записывал его в своей диссертации?
— Ну вот я ему и скажу, что ты стырил его открытие…
Но в этот момент на экране монитора изображение запрыгало, завертелось, и цифры, которые только что светились на нем, спутались. Душераздирающий крик вырвался из глоток братьев-астрономов. Они синхронно схватились за свои растрепанные головы и чуть не расплакались.
Трое мальчишек шныряют между посетителями универмага так быстро и ловко, что кажется — это не просто обычные озорники, а юркие рыбки в воде. Смотрите, как они носятся в свое удовольствие где им вздумается… но внезапно появляется хищник. Акула! Расталкивая посетителей универмага, бежит, пыхтя и фыркая, толстый охранник. Он преследует пареньков, которые, умело лавируя между прохожими, стараются оторваться от преследователя. И мы их вполне понимаем: кому же охота попасться в лапы Сергеича? Но если быть честным, наше сравнение с акулой несколько хромает, он все-таки больше похож на бегемота, который старается поймать быстрых рыбешек, а это не просто, это, как вы знаете, удается даже не всем рыбакам с удочкой. Ему нужна помощь. Сергеич на ходу достает рацию:
