Книга Дом: основной инстинкт - Диана Эпплярд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дай его мне, — попросила Джилл. — Я люблю держать на руках чужих детей, потому что это напоминает мне о том, что после Сьюзи я не должна больше заводить детей.
Она согласилась, что мне просто необходимо купить эту усадьбу, так что к нам можно будет почаще ездить в гости, а то и совсем перебраться жить.
Майк до сих пор не составил своего мнения о Джилл. Ему нравятся, когда женщины им восхищаются, но Джилл не так проста, как кажется, к тому же она считает, что Майк меня не заслуживает. Она держит Пита в ежовых рукавицах. Когда мы пили кофе, Пит пронесся мимо нас с огромной охапкой белья, предназначенного для стирки.
— Не забудь отделить цветное от белого, — крикнула Джилл ему вслед. Ребекка удивленно смотрела на него. Мужчина занимается стиркой?
— Как работа? — спросила Джилл.
— Лучше не спрашивай. А у тебя?
— Замечательно, — сказала Джилл саркастически. — В пятницу меня попросили провести занятие в спецгруппе. Один проткнул себя карандашом, а двое других съели свои старательные резинки. Ну ладно еще один, это я понимаю. Но чтобы двое сразу?
Среда, 24 февраля
Перед ланчем Ник спустился с Олимпа, то есть вышел из своего кабинета и направился к моему столу. О Господи. Что я такого могла сделать? Может, родители четырехлетнего ребенка, которого не приняли в подготовительный класс (они бы еще трехлетнего попытались устроить в школу) подали на нас в суд после просмотра репортажа, в котором я уговорила их принять участие. Неблагодарные животные. Чтобы сделать этот репортаж, мне пришлось час просидеть на диване (недавно подвергшемся дератизации, как они сказали), потягивая крепкий черный чай из покрытой коричневым налетом кружки. А может, он видел мой план по освещению местных выборов и решил, что его реализация разорит все графство Мидландс?
Ник взгромоздил свой пухлый зад на мой стол и, покраснев (он боится женщин), осведомился, не интересует ли меня вакансия заместителя редактора по планированию? Я поспешно ответила, что да, почему бы и нет (кокетливая улыбка, в точности, как мать учила).
— Ну, тогда твое заявление должно быть у меня на столе завтра утром, — сказал он, улыбаясь с облегчением при мысли, что он успешно справился со сложнейшей задачей (разговор с женщиной).
Елки-палки. Похоже, и в самом деле придется этим заняться. Я вдруг обрадовалась. Если у меня получится, я буду руководить целым отделом (восемь человек, из них трое мужчин старше меня, ха-ха!) и принимать участие в совещаниях высшего звена, а кофе там подают в серебряных кофейниках и с шоколадным печеньем. Я как-то не подумала о том, что это будет означать для Майка и детей. Я подумала только, что это значит для меня. Как здорово будет позвонить отцу и сказать, что я теперь заместитель редактора на Би-би-си. Неважно, что Би-би-си просто кишит заместителями редакторов, с вожделением посматривающих на двери кабинетов редакторов, которые знают, что уже пора скатывать газеты в шарики для участия в чемпионате телевизионного центра по коридорному крикету.
Я пыталась составить введение к репортажу об убийстве, изменении пола и сатанизме (кто-то развлекся на славу), а сама думала: для кого я стараюсь? Для себя, для семьи или для своих родителей? Большинство моих амбиций основаны на желании быть первой, лучшей, чтобы меня хвалили. Но если честно, то в первую очередь мне хочется насолить отцу. Видишь, папа! Пусть я всего лишь женщина, зато большой начальник! К тому же мне просто необходимо поддержать свои позиции в нашем с Майком споре о том, чья работа важнее. Да и деньги тоже не помешают.
Майк очень честолюбив, и всегда был таким. Я думаю, что привлекла его главным образом потому, что тоже стремилась сделать карьеру. Большинство его друзей встречались с девушками, которые работали нянями, секретаршами, машинистками и т. д. Все они мечтали поскорей выскочить замуж и исполнить свое предназначение — быть домохозяйкой. Майк гордился тем, что мы делаем одну и ту же работу (мы были репортерами в местной газете) и можем сражаться на равных.
Мы могли свободно рассказывать друг другу о рабочих проблемах, потому что это было понятно нам обоим. В первый год нашей совместной жизни (еще до того, как родилась Ребекка) мы были лучшими друзьями да еще замечательно подходили друг другу в постели. Мы ходили в паб, по очереди загружали посуду в посудомоечную машину, вместе ходили в магазин после работы. Домашние заботы никогда не были проблемой — кто-нибудь из нас просто справлялся с ними. С рождением Ребекки все изменилось. Почему? Как это случилось? Я пришла домой, совершенно обессилевшая, и принесла с собой крошечную и беспомощную девочку — с этого момента у нас появились новые роли.
Майк стал одержим работой, оплатой займа, своей новой ролью добытчика. Но прошло три месяца, и я вернулась на работу, а значит, тоже стала добытчиком. Только я ехала на работу после того, как накормлю Ребекку, одену ее и отвезу в ясли, побросав в сумку коробочки с йогуртом, бутылки с молоком и пеленки, и появлялась перед коллегами с раскрасневшимся лицом и пятнами молока на одежде.
Я закончила университет в начале восьмидесятых и, как и все женщины того времени, была готова ко всему. Мы могли сделать карьеру, создать семью, заботиться о доме. Все, что нам было нужно, — найти хорошие ясли или детский сад для своих детей. Однако через месяц я поняла, что это еще не все. Я подъезжала к яслям, вынимала Ребекку из детского сиденья, проталкивалась в двери с сумкой, висевшей у меня на плече, пыталась найти няню, которая не была занята своими ногтями или не трепалась с коллегой, чтобы отдать ей ребенка. И тут Ребекка понимала, что я опять ухожу и оставляю ее здесь одну. Я отлепляла ее маленькие пальчики от своей руки и убегала не оборачиваясь, зная, что она будет плакать, отчаянно пытаясь найти мое лицо и мой запах среди чужих. Я выдерживала это в течение двух лет, пока мы не стали больше зарабатывать и смогли платить няне, которая сидела с Ребеккой дома.
Успешная карьера подразумевает самоуважение. Я думала, что нужно всего лишь обеспечить Ребекке лучший уход. Что мы и сделали, и казалось, что проблема решена. Странно, но я никогда не разговаривала об этом с Майком.
МАРТ
Понедельник, 2 марта
Вчера ездили посмотреть усадьбу. Я стараюсь описать это спокойно, но внутри все ликует. Майк с утра возился в саду, сжигая сухие ветки (все мужчины пироманьяки), и с удивлением воззрился на меня, когда я спустилась к нему, одетая в длинное шелковое платье. На Томе был великолепный красный комбинезон Osh-Kosh[15], обычно надеваемый только в тех случаях, когда нужно произвести впечатление на знакомых, а Ребекка была просто неотразима, тоже в шелковом платье. Угадайте, кто купил его? Правильно, мать Майка.
— Какого черта вы так вырядились? — спросил Майк. Его лицо было измазано сажей, и он был так сексуален в драных джинсах и толстом вязаном свитере. Мне нравится, когда мужчины возятся в саду. Нет, не так. Мне нравятся мужчины, которые вообще чем-нибудь заняты, например вынимают посуду из посудомоечной машины.