Книга Душенька - Ксения Любавина

— Саша! — одернула ее Людмила.

— У тебя, наверное, хорошая растяжка, — не обращая внимания на враждебность Сани, заметил Петр.

Она громко отпила чаю из своей чашки и, лукаво поглядев на него, спросила:

— Хотите проверить?

Впрочем, несмотря на эти ее выпады, Петр не отказался от идеи завалить строптивую падчерицу дорогими подарками. И начал, естественно, как и намеревался, с автосалона, где под восторженные визги и прыжки непосредственной и темпераментной Сани выбрал ей «вольво» последней модели. Эта покупка значительно сблизила их, во всяком случае Саня перестала ему выкать и стала называть его дядь Петь. И даже кинулась ему на шею, при всем честном и солидном народе — посетителях автосалона, — и громко, смачно поцеловала в щеку.

Оформив покупку, Петр повез Саню, уже совершенно обалдевшую от счастья, в лучшие магазины одежды и белья, купил ей бриллиантовый гарнитур из последней коллекции в ювелирном магазине, потом они поехали покупать игрушки и одежки для маленькой Танечки и, наконец, сели обмывать покупки в ресторане.

— Знаешь, дядь Петь, — заявила Саня, уплетая под изысканное белое вино коктейль из креветок, поданный в изящной вазочке, — я вообще-то «мажоров» презираю… Но так приятно было сегодня почувствовать себя дочкой олигарха, черт побери!

Людмилу поразил и даже напугал тот купеческий размах, с каким Петр принялся одаривать ее дочь и внучку.

— Петь, ну хватит, а? Зачем ты Саньку так балуешь? Она должна зарабатывать сама.

— Во-первых, Саня — женщина, — резонно отвечал Петр. — А у женщины всегда есть выбор: зарабатывать самой или жить за счет мужчины. Я не вижу ничего зазорного в том, если женщина не зарабатывает. И вообще, на что, интересно, мужик должен тратить деньги? А во-вторых, я всегда мечтал, чтобы у меня была дочь. Но жена не хотела второго ребенка. Так что я предпочитаю думать, что Саня — моя дочь. Мне приятно так думать. И я буду потакать всем ее капризам, чего бы мне это ни стоило.

Впервые за эти двадцать лет он почувствовал себя по-настоящему счастливым. Особенно когда нашел общий язык с этим маленьким трогательным коло-бочком, Санькиной дочурой Танечкой. Оказалось, что он просто воплощение идеального деда. Санька и Людмила хохотали до слез, когда он пел, укачивая девочку, вместо колыбельной: «Шумел камыш, деревья гнулись…» — и Татка тоже заливалась смехом вместо того, чтобы заснуть.

— Дядь Петь, а как здоровье медведя, которому ты в детстве на ухо наступил?! — ехидно спрашивала Саня.

Было лето, и они проводили много времени вчетвером: ездили за город, в зоопарк, ходили друг к другу в гости, сидели на открытых террасах кафе… Петр водил Людмилу в театры и на выставки и сам удивлялся, сколько всего интересного и волнующего было скрыто от него долгие годы…

Как будто он отбыл срок, находясь в одиночной камере, а теперь вышел на свободу, и мир вдруг открылся ему с той стороны, о которой он ничего не знал и даже не подозревал, что так бывает. Казалось бы, он день за днем ездил по тем же самым улицам, того же самого города, бывал в тех же самых местах, но ничего этого не видел. Он ничего не видел и не знал, кроме своих целей, которые постоянно держал в поле зрения, и двигался только вперед, по заданному вектору. Куда, к какому общему, глобальному итогу его в конце концов должны были привести эти промежуточные цели? Вероятно, думал Петр теперь, туда же, куда и всех остальных — кого-то раньше, кого-то позже…

Встреча с Людмилой и возникшие впоследствии отношения между ними изменили все вокруг. Удивительно, сколько тепла и света, радости и неги может привнести в твою жизнь любимая женщина. Ему казалось, что внутри него зажглось огромное горячее солнце с пушистыми теплыми лучами, и в окружающих тоже горят эти солнца, и все светится бесконечным счастьем.

Глава 11

И вот он наконец-то начал писать свой роман…

Начал — громко сказано. Полдня сидел перед экраном ноутбука и писал один абзац. А потом стирал и начинал снова. Самое смешное заключалось в том, что он просто не имел представления, о какой эпохе собирается написать. Все же двадцатилетний перерыв давал о себе знать. Он вдруг с ужасом понял, что не может вспомнить ни одной исторической даты, кроме тех, что всем известны, как «Отче наш». Которые просто стыдно не знать образованному человеку, как даты Октябрьской революции, а также начала и окончания Великой Отечественной войны. Ну, еще, пожалуй, войны с Наполеоном, и то — только год. Но его это не удовлетворяло. Что касается идеи, тут тоже все было скрыто за туманом седых веков. То есть ее просто не было.

Идею подсказала Людмила: она честно отрабатывала роль музы. Однажды вечером, заметив его мытарства с сочинительством, подошла тихо, как кошка, и села к нему на колени.

— Напиши об эпохе Людовика XIV, — предложила она. — Получится красивая, романтическая история… дворцовые интриги, фаворитки…

Идея ему не понравилась, и он стал сопротивляться:

— Но это ведь будет не исторический роман, а так… дворцовые дрязги. По-моему, теперь все только и делают, что пишут об этом. А об этом Людовике, царствие ему небесное, и подавно.

— Читателям нравится. Во всяком случае — это не скучно. Ты ведь знаешь, что сейчас основной читательский контингент — женщины. Так что делай выводы.

— Какие выводы? — бурчал он.

— Женщинам не нравятся батальные сцены, где режут и убивают почем зря. Политические интриги тоже не интересуют. Ты читал в школе «Войну и мир»?

— Читал, конечно! Что за вопрос!

— Так вот, мы, девчонки, читали только те места, где Толстой описывает «мир». То есть балы, дворянский быт, ну и любовные коллизии, конечно… Так что, сам понимаешь, солнечному миру — да, да, да…

— Ядерному взрыву — нет, нет, нет, — хмуро подытожил Петр.

— Но поединки за сердце прекрасной дамы непременно должны быть. Даже если действие происходит в неолите, и кавалеры одеты в шкуры, сражаются на дубинках, изъясняются междометиями, и от них скверно пахнет, потому что зубную пасту, мыло и дезодорант еще не изобрели. Да, и главной героиней должна быть женщина.

— Но это уж слишком. — Он не на шутку перепугался. — Как же я, неотесанный мужик, буду писать от имени женщины?

— Я не поняла… тут вроде бы кто-то жаждал стать писателем? Как, по-твоему, Ефремов написал свою «Таис Афинскую»?

— Понятия не имею!

— Кстати, вот тебе хороший пример: и отлично представленные исторические факты, и интересная любовная линия… Такие произведения становятся классикой, о них помнят спустя много лет. Стали бы, интересно, помнить о Троянской войне, если бы в основе события не было любовной интриги? Миром правит любовь!

— Ну хорошо, я согласен… Пусть миром правят любовь и женщины. Я только за. Но я не представляю, как написать хороший исторический роман без батальных сцен. Ведь вся история человечества — это, по сути, история войн!