Книга Русские вопреки Путину - Константин Крылов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не будем над этим смеяться. Так утешает себя хроник — «вроде сегодня с утра дышалось полегче», «пописал без катетера, скоро поправлюсь», «пальчик шевельнулся, да я почти здоровенький». Понять это по-человечески можно. К тому же больного потчуют такими утешизмами еще и дяди-доктора — сидят и объясняют, что сегодняшние рези — к выздоровлению, и что пальчик сгнил и отвалился — тоже хороший признак, «заражение не перекинется на всю руку», а что дышать нечем — так это ничего, потерпеть надоть. Таких докторов, лечащих (во всех смыслах этого слова) русских людей, у нас тоже хватает: кто на зарплате, у кого классовый интерес, а кто-то думает, что «так и надо», «нужно же какое-то утешение, а там, глядишь, как-нибудь и образуется». Ну-ну.
Истерящих больше. Это люди, которые небезосновательно видят в начальстве врага и постоянно об этом кричат. Их беда — в том, что они кричат, плотно зажмурив глаза, и вместо того, чтобы видеть реальность (хотя бы в той части, в которой нам еще позволяют видеть), начинают безудержно фантазировать.
Я, например, постоянно читаю и слышу либерастические взвизги по поводу того, что «страна катится к русскому фашизму» и «налицо разгул страшной ксенофобии, поддерживаемой властью». При этом власть если с чем и борется постоянно, так это с русским национальным движением, «антифашизм» — святая святых, всяческое покровительство чужакам и гнобление русских — незыблемая константа внутренней политики государства, ну а либеральная ксенофилия — всего лишь перепевы задов официальной идеологии. Или, скажем, внешняя политика — либерасты отчаянно визжат на наши власти за то, чего они вовсе не делают: например, постоянно их обвиняют в «имперских замашках». Помилуйте, где, когда? Если чего наши власти и боятся — так это обидеть какое-нибудь углодье всерьез. Даже грузинская эпопея продемонстрировала, насколько бережно наша власть относится к любой сволочи — причем именно к сволочи максимально бережно. Саакашвили орет и хамит именно потому, что знает — ему за это ничего не будет, никогда и ни при каких обстоятельствах… В общем, власть обвиняют в том, чего она не делает, а что она делает — не видят.
Меж тем Кремль — не Солнце, и смотреть на него в упор вполне можно. Если захотеть. Для этого, правда, желательно не жмуриться заранее.
Теперь перейдем, собственно, к теме. Почему продление президентского строка — это хорошо? Или — чем плохо?
Начнем с мирового опыта, на который сейчас так любят ссылаться. Современный мировой стандарт — это четырех— или пятилетний срок для первого лица.
Например, американцы, задавшие четырехлетний стандарт, руководствовались отчасти календарным обстоятельством: выборы президента проходят в первый вторник после первого понедельника ноября каждого високосного года. Логичнее, конечно, было бы проводить выборы в Касьянов день, 29 февраля, но американцы любят считать дни недели… Сенаторы избираются на шесть лет, зато выборы проводятся каждые два года — треть Конгресса меняется. То есть «первыборная лихорадка трясет страну» практически круглый год — и никого это особо не смущает.
То же самое — в любой современной стране. В Латинской Америке одно время были популярны длинные сроки для их марионеточных президентов — шесть-семь лет. Сейчас от этого отходят: уже неприлично как-то. Осталась Африка, где и пожизненное президентство не редкость. Например, в Буркина-Фассо (она же Верхняя Вольта) в 1997 году отменили ограничение на количество президентских сроков, и их нынешний вурдалак (убивший предыдущего президента, действительно всенародно избранного) теперь может царевать пожизненно. Но даже в Нигерии (стране, очень похожей на современную Россию, только посовременнее) принят четырехлетний срок и ограничение на два срока подряд. Теперь наша Северная Нигерия отстала от своего прототипа и по этому параметру…
Но оставим эти копания в чужих конституциях. Нам никто не указ, никто не советчик. Будем жить своим умом. «Будь лишь разум судьей многоспорному слову», как сказал Парменид. Мало ли кто что делает у себя — может, у нас уникальные обстоятельства.
Что ж, поговорим об обстоятельствах.
Немногочисленные сторонники продления сроков президентских полномочий, которые еще разговаривают (настоящие сторонники, как мы уже отметили, никому отчета в своих действиях давать не собираются — «как хотим, так и воротим») настаивают на том, что выборы — это, дескать, опасный момент, элемент нестабильности. Не знаю, часто ли сейчас цитируют столыпинскую фразу «дайте нам двадцать спокойных лет» — может, и не почесались. Но аргумент сводится именно к этому: дайте стабильности, дайте спокойствия, ничего не трогайте, пусть все наладится.
На это можно сказать, что система, для которой выборы являются потрясением и катастрофой, стабильной быть не может в принципе. Потому что возмущение, вызываемое выборами, — это тот минимум движения, который необходим политическому организму для поддержания себя в тонусе.
Для сравнения. Человек, таскающий на каторге тяжеленные грузы, да еще и с пушечным ядром на ноге, конечно, перенапрягается, и его физические усилия идут ему во вред. С каторги выходили доходягами, кашляли кровью и быстро сгорали. Но не все: некоторые выживали, возвращались со стальными мышцами и блеском в глазах. Но если человека приковать к кровати, привязать веревками и не давать ему даже раз в день сходить пописать, да в таком положении держать его годами — у него атрофируется мускулатура. И когда ему потребуется сделать сколько-нибудь заметное физическое усилие, он либо не сможет, либо умрет. Причем, в отличие от ситуации каторжника, это действует на сто процентов людей: мышцы атрофируются у всех, иначе не бывает.
Именно это происходит с обществами, лишенными политической жизни. У людей атрофируются базовые политические представления. Они вообще перестают понимать, на каком свете живут. В результате при первом же серьезном политическом кризисе, когда от населения требуется минимальная гражданская ответственность, толпой начинают вертеть жулики и демагоги.
Очень чистый в этом смысле эксперимент поставила советская власть. Никакой легальной политики в стране не было лет шестьдесят как минимум. В результате людишки превратились в дурачков, которых можно было дурить самыми пошлыми балаганными приемами.
Так вот. Общество, отвыкшее от политики, нужно ею разумно потчевать, постепенно увеличивая порции. Вместо этого имел место жуткий пир мародеров в девяностые, когда от слова «политика» людей начало тошнить. Но они справились, привыкли, начали даже приобретать какие-то навыки разумного политического поведения — например, не голосовать за явных уродов и не верить дешевой пропаганде. Это, похоже, власти напугало, и политику запретили снова.
Сейчас ее нет вообще — всюду царит всепожирающее «ЕдРо», выборы превратились в мемориальное мероприятие — «вспомним, как это делается в нормальных странах». Теперь это мемориальное мероприятие решили проводить пореже, чтобы и не вспоминать слишком часто.
На декорации не хочется тратиться, ага. «На цирк с конями».
Можно ли назвать такую систему стабильной? До первого кризиса она будет очень стабильна. Как только ослабнут железные челюсти, первый же дурной демагог поведет толпы хоть куда.