Книга Три любви Фёдора Бжостека, или Когда заказана любовь - Ежи Довнар

А пока Фёдор пропадал в мастерских, руководя ремонтными работами, согласуя ГОСТы, нормативы, технические условия, а зачастую вместе со слесарями и монтажниками, особенно во время сдачи самолёта, тоже что-то устанавливал, монтировал, прилаживал, настраивал. Говорить о том, что он страшно любил свою профессию, вряд ли можно было, скорее это был долг, который он честно выполнял. Хотя интересовали его и вопросы устройства вселенной, существования иных миров, возможной радиосвязи с ними, что, конечно, гораздо ближе к авиации, чем, скажем, к археологии. И даже более того, метафизические или иррациональные стороны этих вопросов, что никак не согласовывалось с марксистко-ленинской диалектикой, которая была столбовой дорогой всех наук, преподаваемых в то время в советских вузах. Но реальная работа приземляла его к наземным рукотворным объектам, которые оживали под его руками, издавая звуковой импульс или извещая об этом отклонением стрелки. Так он познавал и совершенствовал себя в авиации в целом. Параллельно же с этим узнавал много интересных эпизодов, связанных с гражданскими самолётами, летавшими на международных и внутренних рейсах. Вот пригнали ЯК-40, выполнявший рейс в Вену. У него через минуту после вылета из австрийской столицы отказала электроника, в результате чего оборвалась с ним диспетчерская связь. Тут же в небо поднялись истребители австрийских ВВС и сопровождали самолёт до самой границы, ибо по законам альпийской республики воздушное судно, с которым нарушена связь, автоматически становится нарушителем. Чуть ли не международный скандал. Но вообще-то «ЯКи» устраивали Европу по всем параметрам, кроме одного: они должны были быть оборудованы приборами, снижающими шумы. А такой прибор зачастую стоил столько же, сколько половина самолёта. Но ничего не поделаешь – пришлось закупить приборы в Западной Германии, а советским НИИ спустили приказ, срочно разработать такой же прибор. Стоял в том же ангаре и ЯК-40 с продырявленной дверью в пилотскую кабину. В ноябре 1973 года на рейсе Москва-Брянск его попытались захватить четверо вооружённых огнестрельным оружием преступников, учащихся старших классов с преподавателем физкультуры во главе. Они потребовали 1,5 миллиона долларов, дозаправки в Ленинграде и свободного вылета в Швецию. Самолёт приземлился в Ленинграде. Во время штурма двое захватчиков были убиты, двое сдались, два члена экипажа и три пассажира были тогда ранены. После попытки угона буквально через месяц после этого на рейсе Одесса-Кутаиси самолёта ЯК-40 в Турцию тот инцидент вновь тщательно разбирался у них в авиапредприятии, поскольку был сопряжён с жертвами и с повреждением на судне нескольких приборов. В анализе случившегося, как всегда, принимал участие главный эксперт авиапредприятия, ветеран Великой Отечественной войны, легендарная личность Иван Евграфович Штодоров. Сюда следовало бы добавить ещё – личность бесшабашная и, как говорят в народе, «сорви голова». Все сотрудники с почтением и любовью относились к этой личности и выучили буквально наизусть его военную биографию. А воевать он начал ещё в Испании, куда был направлен вместе с эскадрильей истребителей И-2бис, но в строго засекреченном качестве. Впрочем, и франкистам, и немцам, да и всему Западу было известно о том, что на стороне республиканцев сражаются советские лётчики, как, впрочем, немецкие на стороне противника. Однажды на позиции сторонников республики с самолёта франкистов был сброшен контейнер. Когда его открыли, там оказалось тело изрубленного на куски лётчика с приколотой запиской: «Так будет с каждым русским, если они не уберутся восвояси». Это подлило масла в огонь, и когда Долорес Ибаррури, знаменитая пассионария, предложила командиру советских асов назвать денежную сумму, которую они хотели бы получать за каждый сбитый немецкий самолёт, командир ответил, что воюют они не за деньги, а за идею и за изрубленного на куски своего товарища. Вскоре их всех отозвали в Советский Союз вместе с советским послом в Испании, который по совместительству был ещё и разведчиком с экзотической биографией, по происхождению, кстати, польским евреем Марселем Розенбергом. Но это уже другая история. Штодорова спустя какое-то время перебросили в Китай. Китайцы вроде бы благосклонно приняли советскую военную помощь, но были совершенно безразличны к быту российских лётчиков и держали их на голодном пайке. И тогда Иван Евграфович сел в самолёт с полным боезарядом и вылетел в степь. Там, завидев стадо сайгаков, на бреющем полёте расстрелял десяток-другой степных красавцев, обеспечив, таким образом, своих товарищей мясом. За такой поступок, тем более без согласования с китайской стороной, его немедленно отправили обратно в Союз с дисциплинарным взысканием, но и дома он вёл себя не менее вызывающим образом. Где-то в Омске, будучи в небе, выполнил подряд три мёртвых петли, пролетая каждый раз под мостом. В него стреляла охрана, боясь, что он врежется в мост и разрушит его, но он после третьей петли улетел в направлении к аэродрому, и приземлился целым и невредимым. За этот поступок был разжалован в звании и отправлен в эскадрилью штрафников, в которой в ту пору числилось около шестидесяти человек и список из которых подписывал лично Сталин. Потом началась Отечественная война. Но и здесь он оставался таким же неугомонным и бесшабашным – участвовал, например, в так называемой воздушной «свободной охоте», на которую командование поначалу закрывало глаза. Это своего рода авиационная дуэль, которая, между прочим, была предложена самими немецкими лётчиками, запечатлевавшими на плёнку происходящее в небе и демонстрировавшими потом в документальных фильмах всему миру непобедимость немецкой авиации и бесстрашие асов Люфтваффе. Над аэродромом пролетал вражеский самолёт и сбрасывал вымпел, на котором было написано: «Вызываю любого на поединок». И Штодоров первым стал отвечать на такие вызовы – поднимался в воздух, разворачивался и шёл в атаку. Вопреки самоуверенности немцев сбил, говорят, за всю войну вражеских самолётов свыше шестидесяти, перекрыл рекорды и Покрышкина, и Кожедуба, а вот звания Героя так и не получил. И всё из-за своего неподвластного приказам характера. Резал правду-матку при каждом очевидном случае её сокрытия.

У каждого из лётчиков во время боевых вылетов имелся при себе пистолет Макарова, чтобы в случае экстремальной ситуации документы подвергать уничтожению, после чего стрелять себе в висок. Штодоров по этому поводу шутил, что Макаров разве что для этого только и годится, так как из него даже в кошку с десяти метров было не попасть. Правда, с возрастом утихомирился и вот сейчас, на седьмом десятке лет, оказывал авиапредприятию неоценимую помощь благодаря своему огромному опыту. Но на первом же разборе, когда все изучали повреждения в угоняемом самолёте, стал вдруг очень серьёзным и с не свойственной ему эрудицией начал рассуждать так:

– Вот помянёте моё слово, – эти угоны, да и акты терроризма вообще будут теперь становиться нормой жизни. Что-то изменилось в этом мире – не знаю что – но только вижу, никто из нашей руководящей верхушки не делает из этого никаких выводов. А ведь первый звонок прозвенел не в 73-м году, а значительно раньше. Ещё в 55-м я был членом комиссии по расследованию причин взрыва на линкоре «Новороссийск». В ночь с 28 на 29 октября, как вы наверно знаете, в Северной бухте Севастополя не установленными диверсантами линкор был подорван и погиб, унеся с собой жизни нескольких сотен человек. Это был первый случай терроризма в СССР. Прошло двадцать четыре года, а что мы можем противопоставить этому? Ничего. И я так думаю, что в недалёком будущем многое решать в этом мире будут не политики, не президенты, не Генеральные секретари партии, а группы людей или даже отдельные люди, решающие свои интересы или интересы стоящих за их спинами других людей. И армии с их ракетами, подлодками и авиацией, пограничные войска, службы безопасности внешней и внутренней, нью-йоркские ассамблеи ООН и т. д. и т. п. станут лишь формальным и дорогостоящим прикрытием очень коварных, продуманных и сравнительно дешёвых действий каких-то неофициальных людей.