Книга Унесенные войной - Кристиан Синьол

У нее оставался Ганс, который так был похож на отца, становился все более светлым, как и Ян, с тонкими чертами лица, худощавый, со светлыми глазами, в которых, казалось, можно было разглядеть снежинки. Именно эти глаза, а также моменты, когда ребенок превращался в глыбу льда и до него не доходили слова, не трогали материнские ласки, и вызывали в Люси беспокойство. В такие моменты Ганс был способен на все что угодно.

Приближался час его возвращения из школы, и Люси старалась собраться с силами. Она встала, умылась в эмалированном тазу, стоявшем на столе в ее комнате, спустилась в кухню.

— Я могу сам с ним поговорить, — еще раз предложил Франсуа при виде растрепанной и отрешенной сестры.

— Нет, — ответила она. — Я смогу. Дай мне чего-нибудь выпить, немного водки.

Он налил Люси и остался вместе с Алоизой возле нее. Одилии не было дома уже два дня — она вместе с сыном гостила у своих родителей в Борте. Они попытались поговорить о чем-то другом, об успехах Луизы в колледже, об Элизе, которая часто писала матери, но очень скоро наступила неловкая пауза.

Когда в половине шестого двери распахнулись, Франсуа и Алоиза удалились, оставив Люси и Ганса наедине. Мальчик сразу понял, что случилось что-то серьезное. Улыбка, которая сияла на его лице, когда он входил, исчезла. Люси подошла к нему, но он отступил назад к окну, вытянув вперед руку, будто запрещал ей говорить.

— Твой отец погиб… — смогла выговорить Люси.

Ганс смотрел не моргая, уставившись, как обычно, в одну точку. Люси добавила:

— …на русском фронте.

Она ждала, что хотя бы слезинка появится на его лице, но мальчик по-прежнему смотрел на нее не моргая, будто она была виновата в том, о чем только что ему рассказала.

— Иди, иди ко мне, — сказала Люси.

Он сделал два шага к двери, все еще держась за стену.

— Иди ко мне, сынок, — повторила Люси.

— Нет.

Она хотела подойти к нему, но он пошатнулся и вышел. Она выбежала за ним и увидела, как Франсуа тщетно пытается удержать ребенка. Ганс бросился к лесу и на ходу издал крик, который до этого сдерживал, — душераздирающий крик, вспугнувший диких птиц на кронах деревьев и эхом улетевший в горы.

Из-за того, что шла война, на свадьбе Шарля и Матильды весной тысяча девятьсот сорок второго года гостей было не много. Гражданская церемония и венчание проходили в городе Уссель, а застолье — в Пюльубьере, в сарае, который специально на несколько дней освободили от сена и соломы. Гости немного потанцевали, но петь не стали. Было не до песен. Эдмон все еще находился в лагере, и дело было плохо: по договору о военном сотрудничестве в январе Германия освободила сто тысяч пленных, но Эдмона среди них не было. Несмотря на усилия Шарля, который помогал родителям на каникулах, Франсуа и Алоизе было все труднее справляться с хозяйством.

Эта свадьба по крайней мере позволила молодым получить двойное назначение в Борте. Не успели они обосноваться на новом месте и насладиться днями и ночами, проведенными вместе, как войска союзников высадились в Северной Африке, что привело к оккупации юга Франции. Теперь вся страна была занята немцами. Шарль и Матильда старались не думать об этом и полностью посвящали себя урокам, которые давали в двух смежных классах школы. Они могли быть счастливы, если бы не чувствовали угрозы, которую представляло собой правительство Виши. Под нажимом оккупантов французским властям приходилось следить за всеми учителями.

Прошла зима. Она была снежной и холодной. Люди все еще обсуждали создание Жозефом Дарнадом отрядов полицаев, когда в феврале вышел декрет об обязательных работах. По новому положению правительство должно было собирать работников, подлежащих отправке в Германию. Франция становилась простым протекторатом Рейха, а ее молодежь должна была поддерживать военные действия, навязанные Гитлером всему миру.

С июля Шарль с Матильдой гостили у родителей. Там они повстречались с убитой горем Люси, которую не смогли успокоить даже приезды дочери Элизы, и с ее сыном Гансом, который все время молчал и был крайне враждебно настроен по отношению к своей сводной сестре, чьи краткие визиты никто не мог предсказать. Была там и Одилия, все ожидавшая новостей от Эдмона, а также Луиза, в свои пятнадцать лет как две капли воды походившая на мать, охваченная желанием поехать в Африку учиться на сестру милосердия. Впрочем, Франсуа и Алоиза не придавали большого значения этим планам и были уверены, что дочь передумает еще до окончания учебы в колледже.

В Пюльубьере всего было вдоволь. Франсуа починил старую печь для выпечки хлеба и выращивал овощи, особенно много картофеля, которого вместе с птицей, двумя свиньями, грибами и каштанами хватало, чтобы прокормить семью. Матильде удавалось даже возить немного продуктов в Уссель своим родителям, старым учителям, у которых не было собственного сада и которые жили, как и большинство французов, лишь на продовольственные карточки.

Это было чудесное лето с длинными солнечными днями, которые позволили Франсуа, Шарлю и женщинам собрать хороший урожай. Было приятно отдыхать в тени августовскими вечерами в ожидании осенней уборочной поры. Мужчины вели долгие разговоры, подпитываемые все более пугающими новостями, услышанными по радио. Казалось, что вся страна встала на сторону оккупантов и всюду процветал коллаборационизм, который сильно беспокоил Шарля и Франсуа.

Даже в школе Шарль чувствовал, что за ним наблюдают и что за любую ошибку или случайную оговорку он может поплатиться. Ему и Матильде продлили двойной пост на следующий учебный год, но Шарль задавался вопросом, как себя держать. Об этом он спросил отца, помогая ему укладывать солому, оставшуюся после молотьбы.

— В Германию отправляют тысячи людей, — сообщил Шарль. — Я думаю, можно ли мне как-то этого избежать.

— Отправляют в основном рабочих, — уточнил Франсуа, — им нужны мастера на оружейные заводы.

— Это пока что, но неизвестно, как все сложится через несколько месяцев.

Франсуа вздохнул и ничего не ответил. Они оба были в растерянности. Маршал Петен и правительство Виши больше не имели никакой власти, поскольку немцы заняли всю страну. Все, кто поверил, что маршал спасет Францию от величайшего унижения, «отдав себя ей без остатка», поняли, что «жертва» старика была напрасной. Французский флот причалил в Тулоне, Национальная революция, которую обещали народу, превратилась в банальный принудительный коллаборационизм. Немцы были везде, и если их еще не видели в Пюльубьере, то в главных городах департамента и некоторых кантонов их было полным-полно.

Шарль обратил внимание на то, что отец сильно похудел: кожа да кости. Шарль любил наблюдать за его руками — руками, которые держали в своей жизни столько инструментов и до сих пор крепко сжимали их, несмотря на груз лет, несмотря на полное непонимание того, что происходит. Франсуа не отрываясь смотрел на сломанные зубцы вил, которыми он скирдовал сено, затем поднял глаза на сына. Шарль прошептал:

— Думаю, что пришло время сделать выводы из сложившейся обстановки.