Книга Свободный сон наяву. Новый терапевтический подход - Жорж Ромэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот эпизод представляет лишь треть сна Вероники. Отношения молодой девушки с ее матерью заметно улучшились в течение последующих за сеансом дней.
Проект терапии методом сна наяву, свободного или направляемого, не предполагает участия переноса или, точнее, относящегося к переносу анализа. Отрицать взаимный перенос в отношениях между пациентом и его терапевтом абсурдно. Признавая его в качестве простой составляющей отношений, которые естественным образом складываются между двумя людьми, терапевт уделяет все свое внимание слушанию того, что пациент повествует ему в своих сновидениях. Во время сеанса свободного сна наяву терапевт в первую очередь является привилегированным свидетелем, присутствующим на показе загружаемых пациентом образов. Во время интерпретации показания данного свидетеля будут услышаны тем лучше, чем в большей степени ему удается избежать влияния переноса.
Необходимо отказаться от благосклонных высказываний в адрес направляемого сна наяву. Я уже говорил о том, что лечение, которому я себя подверг пятьдесят лет назад, страдая серьезными проблемами личностной идентификации, оказалось спасительным в прямом смысле слова. Вся моя жизнь построилась на основе того, что я приобрел в ходе этой терапии. Специалист, который провел со мной это лечение, Роже Ленобль, был соперником Роберта Дезуайа и проводил сеансы терапии направляемого сна. Вы поймете мои колебания выступить в качестве свидетеля обвинения против того, кто заслужил и продолжает заслуживать мое полное признание. И все же я должен сделать выводы на основе моего обширного опыта свободного сна наяву и показать, что различия между этими двумя оперативными методами не только в нюансах. Более того! Я должен подчеркнуть, что сегодня направление сна мне представляется не только вредным, но и неприменимым. Я отдаю себе полностью отчет в парадоксальности моей позиции. Но это легко объяснить, если добавить, что направляемый сон наяву эффективен как метод вопреки факту направляемости.
Я также говорил уже о том, почему начиная с 1980 г. я стал предлагать моим пациентам сеансы свободного сна наяву. Я знал на опыте пятисот экспериментальных сеансов, в ходе которых я предлагал для начала пациентам некий образ, что подобное предложение автоматически вызывает цепь ассоциаций, которые не выражают проблематику пациента, но раскрывают структурные соединения воображаемого. Решив оказывать терапевтическую помощь, я также хотел осуществить систематическое исследование смысла символов. Для этого мне были необходимы сценарии, полученные без какой-либо подсказки образа или вмешательства во время сеанса. Сегодня, имея в своем запасе опыт проведения около восьми тысяч сеансов свободного сна наяву, защищенных от какого-либо произвольного воздействия, я могу утверждать, что ни один специалист, каким бы умным и опытным он ни был, не может претендовать на знание реальной потребности пациента, собирающегося осуществить сон наяву. Он не может предвидеть ни путь, по которому пойдет нервный импульс, ни, как следствие, образы, которые при этом возникнут. Из этой полной непредсказуемости следует, что всякое предложение, ориентирующее сон, будет небрежной манипуляцией. Уважение пациента и его потребностей требует от терапевта подлинной скромности. И когда он соглашается признать эту невозможность предвидения, он сможет предложить пациенту эффективное слушание. Только выполняя это условие, терапевт поднимается до уровня той задачи, которую он на себя взял, – излечить!
Сначала, как всякий начинающий психотерапевт, я формулировал для себя некоторые ожидания от терапии. Но факты никогда их не подтверждали. Как всякий дебютант, я сомневался в эффективности недирективного подхода и позволял себе вмешиваться в процесс сновидения наяву. Когда сегодня я перечитываю отчеты о сеансах, в ходе которых пациент был удивлен или даже огорчен моим вмешательством, то правда становится очевидной. Я отдаю себе отчет, что эти вмешательства были отражением моего желания, моего страха, что пациент не пойдет по предполагаемому мной пути, то есть отражением моих проекций. Это становится еще более очевидным, когда я прослушиваю записи сеансов и слышу интонации обескураженности пациента, повествование которого было нарушено моим вмешательством! Мне бы хотелось быть максимально убедительным, когда я заявляю: вмешательство терапевта во время сеанса сновидения, как минимум, мешает пациенту, а чаще всего разрушает порыв, который мог бы привести к важному эпизоду психического изменения. Но утверждать в данном случае недостаточно, необходимо показать это на примере. Сценарий седьмого сна Аллана показывает, насколько губительным могут быть благожелательные вмешательства психотерапевта. Весь сценарий, очень продолжительный, содержит в себе несколько сцен преодоления порога, в которых присутствуют шесть из семи признаков, подтверждающих этот переход, что само по себе исключительно редко. Инверсия символического значения в промежутке между началом и концом отрывка, который я привожу в качестве примера, показывает всю его важность. Именно поэтому мои вмешательства, прерывавшие повествование, были неуместны:
«Я нахожусь на чердаке замка… не знаю почему, но мне кажется, что это исключительное место… мне тяжело идти, так как приходится переступать через балки… и вдруг летучая мышь, взлетает и кричит, она вылетает через окно наружу… ощущение достаточно неприятное, потому что мало света, и по мере продвижения попадаешь лицом в паутину… Я иду дальше <…> я вижу гнездо с птенцами, которые пищат… гнездо ласточки… я вылезаю наружу через небольшое окошко, которое выходит на нечто вроде башни с зубцами… я вижу, что я поднялся гораздо выше, чем я думал… когда я смотрю вниз, то у меня кружится голова… мне хочется спуститься, но в момент, когда я подхожу к лестнице, летучая мышь возвращается на свой чердак, она приземляется…» (долгое молчание).
Жорж Ромэ: «У вас в руках лампа, луч которой вы направляете на летучую мышь, и вы спрашиваете ее, кто она такая».
(В тоне ответа содержится непонимание). «Но она вернулась на чердак!.. она больше не двигается… она висит, зацепившись лапами, и она смотрит на меня… и, несмотря на отвращение, которое мы обычно испытываем по отношению к этим существам, мне она кажется достаточно симпатичной… и у меня странное ощущение: когда вы смотрите на кого-то, кто лежит на полу, вы видите его глаза наоборот, но через какое-то время этот взгляд становится прямым, и это пугает… она висит головой вниз, зацепившись ногами, но она на меня смотрит, как будто она стоит на своих нога!.. Я смотрю на нее, она смотрит на меня… она должна меня бояться, но она совершенно меня не боится…»
ЖР: «Направьте на нее вашу лампу… она вам скажет, кто она…»
«Я направляю на нее луч света, и она мне говорит: „Я – ночное животное, и не надо меня ослеплять… мне не нужны глаза, поскольку у меня есть радар“. Она пытается дать мне понять, что если у нее есть глаза, то это для того, чтобы со мной разговаривать, поскольку я – человек, но для нее самой глаза не нужны…»
ЖР: «Разговаривать с вами, чтобы вам сказать что?»
