Книга Эй, вы, евреи, мацу купили? - Зиновий Коган

«Ну что ж, – думал он, – не в этом году, так в следующем».

В следующем арестовали врачей-евреев.

13 января: «Арест банды врачей-отравителей – это удар по международной сионистской организации».

К вечеру мороз хватал за уши, а Лазарь задыхался. Вбежал в комнату, радио – в розетку, голову – в тарелку репродуктора: диктор-диктор. Я не я! И вдруг грохот входной двери.

Лазарь включил пылесос. И почудилось жильцам, что объявлена тревога.

Стыло небо СССР, приглушая лязг и скрежет железнодорожных станций. Им снились вагоны, сортирующие людей – кому оставаться жить в городах, а кому умирать в дороге. И шли, кому умирать, наденут рубашки и в слезах понесут детей в чрево вагонов. Будь дети у Лазаря, он отнес бы их на баржу, что была выброжена на берег Дона…

Лазарь лег на кушетку, как в обморок.

И заревели быки, и замычали телята, а евреи молчали. Потому что не знали, что им уготовлено.

Грузили евреев в Китай. Сосед Ваня от всей души пожелал «чтоб вы сдохли», а сослуживцы подарили Лазарю халат «банды врачей». И как только халат цвета зимы упал на его плечи, заиграла музыка Москва-Пекин, и поезд тронулся. Овчарки лаяли, солдаты хмурились.

Не еврейская жена Валечка бежала в толпе, а букет бумажных роз бежал впереди нее.

– Люби…

Протянула букет и втянулась в ссыльный вагон. Лазарь обнял Валечку. Та к заканчивалась история евреев России и начиналась история евреев Китая.

– Не родись красивой, а родилась счастливой.

Семь дней отстучали, и разули китайцы глаза и вот – спрыгнул из товарняка Лазарь и баба с цветами, а за ними еще десять миллионов интеллигентов. Много, однако, врачей и музыкантов.

И побежали Лазарь и Мао навстречу и обняли друг друга, и пали на шеи, и целовались, и заплакали.

– Даешь ассимиляцию, – всхлипнул Лазарь.

– За дальнейшее развитие антисемитизма! – И поднял Мао Цзе-дун глаза, и увидел пришельцев от Абрамовича до Янкелевича, и спросил: – Кто это у тебя?

И сказал Лазарь:

– Еврей-цзы, братья твои, чтобы плодиться и размножаться. А ты думал…

Но думал Мао или нет, Лазарь не увидел.

Супруга скинула его ноги с ботинками с дивана и пнула ногой в ребра. И открыл Лазарь глаза. И вот ноги голые и пол холодный. Прямо у носа таракан с потолка грохнулся. А Китай пропал. Вдобавок Валечка наотмашь врезала по обморочной морде.

– Лазарь! Лазарь. Сталин умер.

Он вытер кровь из носа, почему-то вспомнил про Гументаш с маком.

На раскрытом подоконнике стоял на красных лапах серый голубь, и красный глаз его подмигивал Лазарю.

Благословенно поколение – свидетель гибели вождя.

– Лазарь, – сказала Валечка, – ты только не волнуйся.

– За что, моя былинка?

– Ты помнишь: Темрюк, дырявая баржа, артобстрел, Лупенков?

– Было дело.

– Он берет тебя в ГРОБ.

– Сука.

– Дурак! Так институт называется, а тебя не сегодня-завтра из прокуратуры погонят.

– За что?

– Было б за что, убили бы.

С этой минуты вокруг него заблуждали огни, что-то вроде электронного сияния. Он влез в ванну. Тер тело щеткой, смывая с себя обморок. И тем не менее, как на лифте, быстро и легко, очутился в новом бреду. То есть в еврейском мире.

… Толпа пылила на юг. Шли пешком. Толпы текли по земле, как вода по водосточным трубам. Евреи шли к Одессе. Они вздыхали, но не останавливались.

Лазарь шел во главе колонны, прихрамывая для солидности. Сзади кричали:

– Не толкайся! Не толкайся!

Та к невтерпеж было некоторым. На лестнице Ришелье Мосфильм запечетлевал потрясающую картину: евреи шли с рюкзаками и чемоданами, со швейными машинками и электрокаминами, с сервантами, картинами, роялями. Двое штатских в шортах стояли у камеры, когда мимо проходил Лазарь. Пленка у них давно кончилась. Просто из камеры лучше видно.

Огромный корабль загружался день и ночь, и лучи прожекторов метались, как безумные.

Лазарь занял капитанский мостик.

– Рубите концы! – командовал балабус.

И евреи «рубили концы».

Белобрысый мальчик с рыжими пейсами читал на память: «И сказал Гашем Ною: войди ты и семейство твое в ковчег, потому, что тебя увидел праведным передо Мно в этом роде».

Та к он читал. И показалось толпе, что воды слились с небом и пришел потом на землю. Ничего кроме воды, евреи не увидели, и заплакали женщины, поминая захлебнувшихся: гешефтников, меломанов, графоманов и прочих манов. Вода – дура, она топит без разбора.

Слезы женщин стекали в Черное горькое море.

– Мы только и остались, – шептали несчастные. – Мы и тот белобрысый с пейсами.

– Храм на небе, – шептал мальчик.

– Не рухнул бы Храм, – сказал лейтенант Лупенков.

Но мальчик с пейсами, в широкополой шляпе, накинул на плечи талит и поднял стакан с водой для благословения, и вдруг заразительно засмеялся. Мужчины толкались у раздачи, но доставалось вино только «по маме».

– А по папе?

– Вкалывать будешь по папе. Окей?

– Это демократия? – спросила Валечка.

– Не еврейских жен за борт, – крикнул Лазарь.

– Я тебя в Израиле достану. – замахнулась Валечка.

– Ты в Израиле «никто».

– А мы? – спросили сто миллионов китайцев.

– На то и потерянное колено, чтобы больше не искать, ляпнул сосед Ваня.

И зря. Теперь никакой гиюр ему не поможет. Китайцы бросили его за борт.

– Лазарь! – скандировал они. – Спаси!

– Я против миссионерства, но по просьбе трядущихся… Сухари в торбах есть? Тогда даю вам и потомкам вашим имя: Сухари. И будете служить спонсорами мальчика с пейсами. И вы. И дети ваши. Обещайте сделать.

– Сделаем и пообещаем.

– Курс на Хайфу, – скомандовал Лазарь. – Сходим по трое в колонну.

Ветер полощет лозунг:

Хаверим и гоим,

Водка яд!

Кто не с нами –

Сволочь и гад!

Сделаем революцию

ать-два!

Лазарь Хейфец

го-ло-ва!