Книга Венера и воин - Сьюзен Гастингс

– Зигрун, – повторила она тихо.

– Звучит, как шипение змеи. – Ромелия встряхнулась.

Какое дело Валериусу до ее домашних рабов? Они должны выполнять свою работу и молчать.

Валериус озабоченно покачал головой.

– Действительно, ни один человек этого не выговорит. Почему бы тебе не иметь приличного имени, которое тебе подходит. Ты высокая, светлая, и стройная, и…

– Совсем как колонна, – перебила его Ромелия.

– А ты гогочешь как гусыня, – обрезал ее Валериус. – Хорошо. Мы назовем тебя Пила (колонна), я нахожу это имя подходящим.

Он махнул рукой, и Друзилла с Зигрун с поклонами удалились.

– Ты слышала, что тебя с сегодняшнего дня зовут Пилой? – прошептала Друзилла перед дверью.

– Но зачем? Ведь мое имя Зигрун.

– Тсс. Ты – рабыня, и поэтому они могут делать с тобой все, что захотят. Радуйся, что они не сделали тебе ничего плохого, а только дали другое имя, – проговорила Друзилла.

Обе заторопились на кухню, там Зигрун опустилась на скамейку.

– Ты еще не знаешь Ромелии, – прошептала Друзилла и боязливо огляделась, чтобы убедиться, что никто не слышал ее слов. Даже среди рабов было опасно плохо отозваться о своем господине или госпоже.

– Она высокомерная и жестокая. Но постарайся не вызывать ее гнева. Я знала одну рабыню, которую Ромелия избила так, что та умерла.

– А почему она не оборонялась? – качая головой, спросила Зигрун.

– Разве ты не понимаешь? Ты – рабыня. Это означает, что Ромелия – твоя госпожа, и она решает, жить тебе или умереть.

Зигрун вскочила на ноги, глаза ее гневно сверкнули.

– Она только карлица, я могу ее раздавить своими руками. Если она осмелится причинить мне боль, я разобью ей голову.

Друзилла озабоченно оглянулась.

– Ты действительно германка. Сильная, как медведь, драчливая… и глупая. Ты говоришь, не подумав, и уже эти слова могут означать смерть для тебя. Рабов – как воды в Тибре. Умрет один – его заменят другим. Поверь, тебя не пожалеют. Меньше всех Ромелия.

– Я могу переносить боль, – возразила Зигрун.

– Какая тебе польза оттого, что ты храбрая? Приговоренных рабов отправляют на арену, где их раздирают дикие звери. Какая героическая смерть!

Друзилла подбоченилась.

– Поверь мне, если бы ты долго была рабыней этой женщины, как я, ты бы знала, о чем я говорю. Покорись своей судьбе. Может быть, однажды она повернется к тебе лучшей стороной.

Зигрун посмотрела на нее.

– Что ты имеешь в виду?

– Есть много рабов, которые в награду за свои ценные услуги получили свободу. Например, Тибулл.

– А почему же он тогда еще здесь?

– Потому, что ему здесь лучше, чем если бы он работал где-либо в городе. Ты знаешь, что Тибулл богат? Сенатор подарил ему много денег.

– Сенатор?

– Да, Валериус щедрый господин, если ему угождать и верно служить. Я полагаю, у тебя есть хорошие шансы с ним.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не слепа и видела, как он на тебя смотрел. Ты нравишься ему.

– Но у него же есть жена.

Друзилла рассмеялась:

– Она родила ему детей. А я имею в виду женщин, приносящих ему радость и возбуждающих его, скажем так. Обычно эти служительницы любви приходят из лупанария, если хозяин этого желает. Оплачивает он их всегда очень щедро.

– Ты хочешь сказать, что я должна ему отдаться?

– Конечно, пусть он получит удовольствие. Ты чрезвычайно красива, ты совсем другая, чем маленькие темноволосые римлянки с узкой грудью.

Она засмеялась и хлопнула себя по бедрам.

– Ну, на такую, как я, он, конечно же, больше не смотрит, и к счастью, потому что пирушки бывают буйными.

Все краски исчезли с лица Зигрун.

– Никогда, – прошептала она. – Никогда я не отдамся мужчине. Меня пообещали Хелфгурду, если меня здесь осквернят, то я погибла.

Она закрыла лицо руками.

– Варварские обычаи, – отмахнулась Друзилла. – Жизнь в Риме легче, веселее, она полна удовольствий. Бери то прекрасное, чего нет на твоей родине. Если ты не испортишь отношения с сенатором, то это может принести тебе счастье. Кроме того, разве у тебя есть выбор?

Зигрун страдала оттого, что у нее отняли свободу и теперь ей нужно делать только то, чего от нее требовала госпожа. Сколько раз ей хотелось бежать, но Друзилла только высмеяла ее. Куда бежать? Солдаты поймают ее на ближайшем углу, а наказание для сбежавших рабов было ужасным.

– Я всю свою жизнь служу в доме, – сказала Друзилла. – Если покоряешься своей судьбе, то жить в доме сенатора совсем неплохо. Во всяком случае, лучше, чем работать на поле или в мастерских, в дубильне или на скотобойне.

Зигрун запомнила слова Друзиллы. Если она и отвергла сейчас мысли о бегстве, то совсем от них не отказалась. Если только предоставится благоприятная возможность, она сбежит.

– А если господин потребует, чтобы ты подчинилась ему?

– Тогда я выберу смерть. – Зигрун выпрямилась и решительно посмотрела в глаза Друзилле.

– Ты не поступишь так. Это так же верно, как то, что меня зовут Друзилла. Я тоже всего лишь рабыня, но если я могу предостеречь тебя от глупости, я сделаю это. А теперь привыкай к своему новому имени и принимайся за работу, Пила.

Несколько дней спустя Ромелия приказала обеим рабыням сопровождать ее в баню. Друзилла упаковала корзины с амфорами и фиалами, в которых были таинственные микстуры. Зигрун, которую теперь звали Пилой, уже разрешили один раз прислуживать Ромелии во время купания, но это было в собственной купальне на вилле сенатора. Друзилла объяснила ей до этого каждое движение, и Пила выказала себя очень ловкой.

Ни единым словом или жестом Ромелия не дала знать, довольна ли она новой рабыней. Она ее не замечала. Только однажды указала Друзилле на то, что за волосами Пилы следует ухаживать заботливее. Друзилле было неясно, какие намерения имеет Ромелия в отношении германки, однако поскольку на внешний вид девушки обращали большое внимание, Друзилла была уверена, что Пилу предназначают в партнерши Валериусу.

Пила помогла Друзилле упаковывать корзину, затем она должна была помочь Ромелии одеться. Девушка видела взгляды Ромелии, чувствовала, что та сравнивала цвет своей кожи с цветом кожи Пилы. Ромелию почти раздирала зависть оттого, что рабыня-варварка красивее, чем она. Однако она ни в коем случае не позволяла себе этого выказать. Недалек тот день, когда она украсит себя белокурой красотой Пилы.

Впервые с тех пор как Пила оказалась в Риме, ей было позволено покинуть виллу. До этого только Друзилла сопровождала свою госпожу, когда она собиралась гулять или навещать своих соседей и знакомых.