Книга Фирменные люди - Юлия Любимова

Обычно менеджеры отделов в подобных делах самоустраняются, уверенные в том, что свою миссию они выполнили и какие-то там неточности в документах – это уже мелочи жизни, за которые они не отвечают. На самом деле на этот «классический конфликт» уходит огромное количество сил и времени, можно сказать, годы жизни. И когда наконец наступает «счастливый» момент и все необходимое собрано, подписано, оплачено и оприходовано, только тогда бумаги можно подшить в папку и вздохнуть.

Заполненная аккуратными документами папка перемещается на стеллаж, а освободившееся место на письменном столе лишь самое малое время радует глаз. Свежая «первичка» течет нескончаемой рекой, процесс этот непрерывен, и то, над чем вы упорно трудились еще вчера, неизбежно перемещается в темную архивную комнату. Скорее всего эта папка с некогда такими важными для всех документами будет забыта и, кроме вас, ее никто и никогда больше не возьмет в руки. Она будет лежать годами, покрытая пылью, ожидая своей горькой участи. И ни одна душа никогда не узнает, сколько в ней подшито платежек, сколько оплачено ценностей, сколько скреплено счетов и сколько вам пришлось над всем этим трудиться.

Достаточно, что вам заплатили за это «творчество» жалованье, а в остальном эта возня все равно несравнима с задачами завоевания космоса.

Между тем целая проблема – где хранить плотно забитые вашим страданием папки. Аренда – удовольствие недешевое, одно дело, если это офис для сотрудников или торговые залы магазинов, которые окупают себя. Но использование офиса как хранилища подобно преступлению. Дешевле вообще не хранить документы, а заплатить штраф соответствующим органам, когда те явятся с проверкой.

Когда в очередной раз я слышу, как главбух договаривается со специальной службой о том, чтобы сжечь всю отчетность давностью более пяти лет, меня начинает мучить вопрос: неужели все настолько бессмысленно? Даже в макулатуру наши документы отправить нельзя, то ли из-за металлических скрепок, то ли из-за надуманной секретности. Мне становится не по себе, будто уничтожаются свежие продукты, тогда как в нашей стране есть люди, которые голодают.

Главбух спокойно принесет счет на две тысячи долларов в оплату от фирмы, которая сожжет для нас все, что мы захотим, кремирует наше усердие, тревогу и суету вместе с арифметическими ошибками и ошибками в выборе профессии, освободив рабочие площади и стеллажи для следующей партии очень нужных бумаг.

Глава 11

Обычно по утрам я не могла оторвать голову от подушки, а к трем часам дня меня уже неудержимо тянуло домой. Восемь отчетов в день с мелко нарезанными чеками было нормой, убивающей желание думать и жить. В помещении нашей бухгалтерии обстановка была постоянно гнетущей.

Если кому-то из сотрудников требовалось пораньше, скажем без десяти шесть, уйти, например, чтобы забрать ребенка из детского сада, требовалось поклониться начальнице чуть ли не в пояс, а она при этом злобно зыркала на настенные часы. Казалось, сейчас она вытащит из стола тетрадочку и запишет на всякий случай эти многострадальные минуты.

Если у вас, не дай бог, заболел зуб и нужно посетить стоматолога, требовалось оформлять отпуск на один день. «Вы ведь за полчаса не управитесь», – говорила Ганская.

Я почувствовала ценность времени, когда действительно не хватало всего пяти минут, чтобы попасть после работы в районную поликлинику, в домоуправление за справкой или на почту, которая закрывается ровно в семь. Да-да, я обычный человек, и мне иногда нужно зайти на почту.

Режим французской фирмы оказался гораздо безжалостнее, чем шведский социализм на моей старой работе, где мы работали до 17.30 и я успевала повсюду. Теперь уже казалось каким-то чудом, что там сотрудникам разрешалось болеть без справки целых два дня, а Интернет работал без глюков и предоставлялся для всех желающих без всякого ограничения. На прежней работе я чувствовала себя почти свободным человеком.

* * *

Вечерами я любила смотреть кино. Среди прочих почему-то было много скандинавских картин: «Рассекая волны», «Последняя песнь Мифуны», «Человек без прошлого», – все эти фильмы были мне близки, понятны, интересны. Герои – порой некрасивые, но умные и очень самоотверженные люди, такие же, как у Тарковского и Эйзенштейна. Почему они снимают фильмы словно о нас, трогающие нашу душу? Почему не про немцев или голландцев, они же скандинавам ближе по менталитету? Не странно ли?

А знаменитый шведский социализм! Шведы воплотили в жизнь нашу мечту, сделали то, чего наши родители безуспешно добивались семьдесят социалистических лет.

Я пыталась вспомнить, что же сняли такого французы. Даже не знаю, что у них можно смотреть, кроме эксцентричного, вызывающего и странного Годара.

Как-то давно, когда я еще училась в институте, в Киноцентре шла «Китаянка» Годара. После фильма мы отправились в кафе, и там один кинокритик, сильно умничая, выступал по поводу идеи фильма и собрал даже вокруг себя толпу. Один странного вида студент, в очках без стекол, сказал ему: «Я ничего не понял». На что тот ответил: «Вы никогда не поймете, пока не научитесь правильно смотреть Годара... Его нужно рассматривать».

Этот критик высказал интересную мысль, которую я запомнила. «Кино, – сказал он, – это, во-первых, работа оператора, то есть его взгляд на этот мир, а во-вторых, идея, посыл режиссера, главная мысль, которую он хочет выразить и донести до зрителя». Мне показалось это определение достаточно объективным, потому что оно разрешает быть кино искусством и философией одновременно.

Я потом специально пошла на еще один годаровский фильм и уяснила для себя, что это что-то бесконечно чуждое нам, совсем параллельное. Другой мир.

Глава 12

У меня была одна телефонная приятельница, ее звали Валя. Она звонила мне изредка – рассказать о ребенке, а заодно обсудить и другие житейские дела. Сама она тогда сидела дома, беременная вторым. Ей было немного скучно.

– Ну как, Юль, новая работа?

– Как тебе сказать?.. – Я хотела заинтриговать ее и развеселить одновременно. – Творог в пачках и батон вареной колбасы «кладем» на представительские.

«Кладем» означало списываем в дебет, то есть формируем затратную часть баланса. Валя меня отлично понимала, она считала себя бухгалтером по призванию.

– Понятно... Кружок любителей бухучета. – Валя хихикнула.

Она, перфекционистка по натуре, всегда стремилась к совершенству и как-то особенно ненавидела огромные бизнес-структуры. Я думаю, из-за собственной беспомощности перед сотнями распущенных под–отчетников и просто сотрудников-разгильдяев. Валя считала, что есть только две категории подотчетных лиц: первые наивно складывают USD с SEKами – шведскими кронами, приговаривая: «Мне математика с детства не давалась». Они же регулярно теряют не только чеки на мелкие покупки, но и на авиабилеты, но при этом умудряются заключать контракты на миллионы долларов. Вторые хитрят умышленно и пытаются надуть бухгалтеров из чисто спортивного интереса, похожего на игру в казино: выпадет – зачтут, не выпадет – сыграем снова.