Книга А я люблю женатого - Каринэ Фолиянц

– Ну и вкус у твоего приятеля!

Швырнув шляпку, Олег сел на диван и погрузился в мрачное молчание.

– А как же я? Как? Как? – наконец спросил он. – Почему ты не подумала, что мне это неприятно и больно!

Лариса хотела возразить, что ей тоже неприятно и больно от того, что она не жена, а любовница. Что каждый день в двадцать ноль-ноль он покидает ее, уходит к себе домой. Но она промолчала. Обняла несчастного Олега, запутавшегося, слабого, но такого родного.

– Ты ведь останешься у меня сегодня?

– Не могу, она меня живьем сожрет, – чуть не заплакал Олег. – Потерпи, пожалуйста. Очень прошу!

«Потерпи…» Она привыкла терпеть. И в этот вечер так ничего и не рассказала Олегу…

На другой вечер Лариса ждала его, но вместо возлюбленного явилась Ника. Не гнать же ее! Усадила девочку пить чай.

Горела свеча в витом подсвечнике. Ника распаковывала принесенные пирожные, а Лариса безмолвно и неподвижно сидела за столом.

– Шла мимо. Дай, думаю, зайду. Как чувствовала, что вы тут одна кукуете. А почему бы вам не поехать с Даниилом? Он такой красивый. И, видимо, успешный. Вы его давно знаете?

– Учились вместе.

В дверь постучали. Лариса вздрогнула.

– Это Олег! Он все-таки пришел! Я сейчас тебя с ним непременно познакомлю.

Птичкой она полетела к двери. Но Веронику не радовала перспектива встречи с отцом – она нырнула под стол.

К счастью, это был не Олег, а дворник.

– Лариса Дмитриева, – галантно сказал он, – вы, голубушка, свою стремянку оставили во дворе. Я ее нашел и принес.

– Спасибо! Большое спасибо, – скрыв разочарование, приветливо проговорила Лариса.

Увидав дворника, Ника радостно вылезла из под стола.

– Мне, конечно, неловко, – продолжал дворник, – но не могли бы одолжить мне эту стремянку, на пару дней?

– Да, конечно, берите-берите.

– И где же ваш Олег? – с иронией спросила Ника, выбравшись из-под стола. – Не придет, видно, сегодня. Знаете, мне кажется, он какой-то несерьезный. То доканывает вас звонками, а то пропадает. Тут дело не чисто!

Лариса укоризненно посмотрела на Нику, но промолчала.

– Ладно, давайте я пока картины упакую, которые Даник отобрал для выставки, – «подлизалась» к ней Вероника. – Он сказал, что придет за ними в понедельник. Давайте, давайте, а то вы сами не управитесь.

– Спасибо! – улыбнулась Лариса, – ты меня балуешь!

На другой день Ника со Славкой отправились в любимое кафе. Ели мороженое, слушали музыку и продолжали обсуждать свои проблемы.

– Короче, эти картины можно смело полить кислотой. Она разъест их насмерть, и никакой выставки в Берлине. Кислота есть у нас в гараже, – радостно сообщил Славка.

– Нет. Там и мои работы тоже, – сказала Ника.

– Ну ты даешь! Ты же хотела быть экономистом!

– Мама так хотела. Не я.

– Поедешь в субботу на рыбалку? Говорят, будет тепло! А?

– Не могу. Я с Ларисой на дачу еду. – Ника отвернулась к окну. – У нее домик есть, она там давно не была. Надо его проведать перед зимой.

– О! Не хочешь картины портить, можно ей дачу подпалить! – обрадовался Славик. – Жаль, конечно, что ты на рыбалку не поедешь, но мать твою спасти важнее! Давай дуй на эту дачу и там…

Ника удивленно посмотрела на Славика:

– Да не буду я устраивать никакого пожара! Мы природу писать будем! Там места красивые!

– Блин, я не понимаю! Ты же сама предлагала устроить Ларисе райскую жизнь в кавычках. Пожар на даче – это круто. А ты про какие-то пейзажи!

– Я подумаю над твоим предложением! – сказала Ника, чтобы он отстал.

– Чего тут думать? Дело делать надо! – не унимался друг.

– Я подумаю! – пообещала Вероника и вдруг поняла – ей просто хочется поехать с Ларисой на дачу. Не из-за отца. Не из-за того, чтобы выручить маму. А просто потому, что с Ларисой хорошо. Она умница. С ней легко и комфортно. И еще – она талантлива. Ее картины, наполненные солнцем, согревают душу.

Олег и Лариса в мастерской. Все было привычно.

Она рисовала. Он перебирал струны на гитаре. Пел в полголоса. Потом отложил гитару:

– Слушай, а давай в воскресенье махнем на природу. Я в Интернете прогноз смотрел. Тепло! Последние теплые денечки, дальше морозы! И главное, – он улыбнулся от счастья, – у Тани в воскресенье на весь день совещание – очень удобный день.

– Нет, не могу, прости. Мне бы за дачей приглядеть, – тихо сказала Лариса.

– Хорошо! Поехали на твою дачу. Далеко, правда, но ничего.

– Со мной едет один человек… – робко начала Лариса.

– Так-так, это кто же у нас такой прыткий? А? Я ревную! Твой немецкий дружок?

– О, этого на природу калачом не выманишь! – засмеялась Лариса. – Нет. Не он, успокойся. Я говорила тебе про девочку. Моя ученица, очень талантливая. Она много мне рассказывает про свою счастливую семью, а у самой глаза грустные. У меня нет своих детей, Олег, вот я и… очень привязалась к ней.

Олег подошел, обнял Ларису за плечи.

– А я вот к тебе привязался. Насмерть привязался. Ты что-то хотела сказать все эти дни. Что-то очень важное, а?

Он начал целовать Ларису в шею. Потом притянул ее к себе…

Она выронила из рук кусок угля, которым рисовала свою картину.

– Вот вернемся с дачи, тогда расскажу непременно… – пообещала Лариса.

– Да, – тихо прошептал Олег, целуя ее в газа, в шею, в губы.

Он не видел картины, которую нарисовала Лариса за те полчаса, что он бренчал на гитаре. А нарисовала она на бумаге углем одинокую девушку, что сидит в постели у открытого окна. И ждет, ждет, ждет кого-то или чего-то. И это вечное грустное ожидание утомило ее, вымотало. И иссушило.

Ждать и надеяться – два самых трудных занятия в жизни…

Из электрички повалили дачники. Среди них Лариса и Ника, груженные этюдниками, провизией. Ника солгала, что отпросилась у родителей на два дня, а Лариса поверила, потому как сама врать не научилась.

Ей было не по себе сегодня. Ника это заметила – Лариса бледна, идет медленно. «Переживает, наверное» – подумала Ника. И сказала:

– Давайте я понесу ваш этюдник и сумку, а рюкзачок лучше наденьте на спину, так ведь удобнее. Господи, вы прямо как ребенок! Как бы вы без меня сюда доехали, не знаю.

Нагруженная добром девочка зашагала по проселочной дороге к деревеньке, Лариса еле поспевала за ней.

– А вот и мой домик! – показала она.

Из-за забора старой деревянной дачи доносилась громкая музыка.