Книга Самая красивая женщина в городе - Чарльз Буковски

мы нашли лестницу, поднялись.

- Тони прикола ради на все пойдет, - сказал я.

идем дальше, вот она - дверь №69.

я постучал:

- нас Тони прислал.

- ах, заходите же, джентльмены!

сидит там такой старый похотливый шизик, в руке стакан шнапса, очки с двойными линзами. прямо как старом кино. у него, казалось, была гостья молоденькая, даже слишком молоденькая, на вид и хрупкая, и сильная.

она закинула одну ногу на другую, мелькнув всем, чем надо: нейлоновые колени, нейлоновые ляжки, и вот этот крошечный просвет, где заканчивались длинные чулки и едва намечалась полоска голого тела. она вся была сплошной попкой и грудями, нейлоновые ноги, смеющиеся иссиня-чистые глаза....

- джентльмены - моя дочь, Таня...

- что?

- ах, да, знаю, я так... стар... но точно так же, как существует миф о черных с их вечно огромными хуями, есть еще и миф о старых грязных немцах, никогда не прекращающих ебстись. верьте во что хотите. это моя дочь Таня как бы там ни было...

- приветик, мальчики, - рассмеялась она.

тут мы все взглянули на дверь с надписью: КОМНАТА ДЛЯ ХРАНЕНИЯ ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ.

он допил шнапс.

- так, значит... вы, мальчики, зашли ПОЕБАТЬСЯ как никогда в жизни, я?

- Папа! - сказала Таня, - неужели всегда нужно быть таким грубым?

Таня снова скрестила ноги, на сей раз задрав повыше, и я чуть не кончил.

потом профессор хлопнул следующий стакан шнапса, поднялся и подошел к двери с надписью КОМНАТА ДЛЯ ХРАНЕНИЯ ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ. повернулся к нам, улыбнулся, а затем очень медленно отворил дверь, зашел внутрь и выкатил эту штуковину на чем-то вроде больничной койки с колесиками.

совершенно ГОЛУЮ глыбу металла.

проф подкатил эту фиговину прямо к нам и замычал какую-то дурацкую песенку - вероятно, что-то из немецкого.

глыба металла с такой дырой посередине. у профессора в руке появилась масленка, он ткнул ею в дырку и начал закачивать внутрь хренову тучу масла, по ходу дела мыча свою безумную немецкую песенку.

он все качал и качал, потом оглянулся через плечо, сказал:

- славно, я? - и снова отвернулся, качая себе дальше.

Индеец Майк взглянул на меня, попробовал рассмеяться, вымолвил:

- черт побери... нас опять отымели!

- ага, - ответил я, - я уже, наверное, лет пять не барался, но будь я проклят, если засуну хуй в эту кучу свинца!

Фон Брашлиц расхохотался, подошел к своему шкафчику с пойлом, отыскал еще одну чекушку шнапса, начислил себе хорошенько и уселся лицом к нам.

- когда мы в Германии начали понимать, что война проиграна, а сеть затягивается - до самой последней битвы за Берлин, - мы поняли, что война приобрела новую сущность: подлинная война разгорелась за то, кто побольше немецких ученых себе захапает. Россия ли цапнет себе побольше, Америка - именно они первыми доберутся до луны, первыми до Марса... все что угодно сделают первыми. не знаю уж, как там на самом деле у них вышло... по количеству или в смысле научной силы мозга. знаю только то, что до меня американцы добрались первыми, вытащили меня, увезли в машине, дали выпить, уперли дуло в висок, наобещали кучу, орали, как ненормальные. я все подписал...

- ладно, - сказал я, - довольно истории, я все равно свою письку, свою бедную маленькую письку в эту глыбу сталепроката совать не собираюсь - или как там она у вас называется! Гитлер точно чокнутый был, если с вами нянчился, лучше б до вашей задницы первыми добрались русские! верните мне мои 20 баксов!

Фон Брашлиц рассмеялся:

- хииихииихииихи... это же всего-навсего моя маленькая шутка, найн?

хиихиихиихиии!

он запихал гору свинца обратно в чулан, захлопнул дверь.

- ох, хихииихи! - и еще чуток отпил шнапса.

затем Фон Б. налил себе еще. ну он и хлещет.

- джентльмены, я - художник и изобретатель! моя ЕБЛИВАЯ МАШИНА - на самом деле, моя дочь, Таня...

- опять шуточки, Фон? - спросил я.

- никаких шуточек! Таня! подойди и сядь джентльмену на колени!

Таня расхохоталась, встала, подошла и села мне на колени. ЕБЛИВАЯ МАШИНА? я не мог в это поверить! кожа ее была кожей - или ею казалась, а язык, вкручиваясь мне в рот, когда мы целовались, был далеко не механическим - каждое движение его отличалось от прежнего, отвечало на мои.

и тут я приступил: сдирал с ее грудей блузку, исследовал трусики, распалился сильнее, чем за все последние годы, а потом мы с нею сплелись; уж и не знаю, как, но мы оказались на ногах - и я взял ее стоя, руками вцепившись в ее длинные светлые волосы, загибая ей назад голову, а потом скользнул пальцами вниз, раздвигая ей ягодицы, и пихал, пихал, она кончила - - я почувствовал в ней биение и тоже вступил.

лучше ебли у меня вообще никогда не было!

Таня сходила в ванную, почистилась и приняла душ, снова оделась для Индейца Майка. наверное.

- величайшее человеческое изобретение, - довольно серьезно произнес Фон Брашлиц. вполне справедливо.

тут Таня вышла и уселась МНЕ на колени.

- НЕТ! НЕТ! ТАНЯ! ТЕПЕРЬ ОЧЕРЕДЬ ВТОРОГО! ЭТОГО ТЫ ТОЛЬКО ЧТО ОТЪЕБАЛА!

она, казалось, не услышала, и это было странно даже для ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ, поскольку в самом деле я никогда очень хорошим любовником и не был.

- ты меня любишь? - спросила она.

- да.

- я тебя люблю, и я так счастлива, и... я не должна быть живой, ты ведь это знаешь, правда?

- я люблю тебя, Таня. вот все, что я знаю.

- черт побери! - заорал старик, - ЕБАНАЯ ЕБЛИВАЯ МАШИНА! - он подскочил к полированному ящику, на стенке которого печатными буквами значилось ТАНЯ. оттуда торчали разноцветные проводки; виднелись шкалы с дрожавшими стрелками множества разных цветов, огоньки, мигавшие то и дело, что-то тикало... я никогда не сталкивался с более ненормальным сутенером, чем Фон Б. он по-прежнему забавлялся со своими шкалами, потом взглянул на Таню:

- 25 ЛЕТ! почти всю жизнь тебя строил! даже от ГИТЛЕРА тебя прятать пришлось! а теперь... пытаешься превратиться в обычную заурядную блядь!

- мне не 25, - сказала Таня, - мне 24.

- видите? видите? как простая сука!

и он вернулся к своим шкалам.

- ты другой помадой накрасилась, - сказал я Тане.

- тебе нравится?

- о, да!

она перегнулась и поцеловала меня.

Фон Б. все так же играл со своими манометрами. я чувствовал, что он выиграет.