Книга Ангел, автор и другие - Джером Клапка Джером

Обычной логикой вы ничего не добьетесь. Чтобы постичь таинство бельгийского агрегата, необходимо родиться в создавшей его стране. Секрет заключается в интуиции: только бельгийская кровь позволит найти общий язык с бельгийской печкой. По сути дела, вы общаетесь с избалованным домашним любимцем. Взрывается он нечасто, зато, когда сердится, подбрасывает в воздух крышку и раскидывает по комнате угли. Можно сказать, что огонь живет в железном шкафу. Когда он вам нужен, вы открываете дверцы, которые крепятся на обычных шарнирах, и впускаете в комнату тепло. А как только становится слишком жарко, пытаетесь запихнуть тепло обратно. В итоге конструкция падает, горничная вскидывает руки, восклицает: «Mon Dieu!» — и громко зовет повариху и служанку. Те тоже восклицают: «Mon Dieu!» — после чего выливают на хулиганку несколько ведер воды. К тому времени как в комнате воцаряется мир, вы твердо решаете заменить порождение бельгийского остроумия обычной взрывоопасной системой, к которой хотя бы уже успели привыкнуть.

Меня считают сумасшедшим

В своем собственном доме вы, разумеется, можете настежь открыть окна и победить заграничную печку. Вся улица сочтет вас сумасшедшим. Ну и что? Все иностранцы и так непременно считают англичанина сумасшедшим. Можно сказать, что сумасшествие — его врожденная привилегия. Так что во мнении улицы вы уже не упадете ниже, чем прежде, зато получите возможность нормально дышать. Но вот в вагоне поезда сумасшествие не допускается. В Европе, если вы не готовы раскидать всех пассажиров, выбросить в окно кондуктора и захватить поезд, надеяться на глоток свежего воздуха бесполезно. За границей действует нерушимое правило: если хотя бы один из присутствующих не хочет, чтобы окно открыли, окно остается закрытым. Теплолюбивый европеец не будет с вами спорить, а просто позвонит, вызовет кондуктора и сообщит, что температура в вагоне опустилась намного ниже девяноста градусов по Фаренгейту. Должно быть, окно открыто.

Кондуктор, как правило, происходит из отставных военных. Он понимает, что значит получить пулю в лоб, понимает, что значит вылететь из окна на полном ходу, но не понимает обычных санитарных норм. Если, как я уже объяснил, вы его пристрелите или безвозвратно вышвырнете в окно, это его, пожалуй, убедит. Во всяком случае, он даст вам возможность обсудить вопрос со вторым кондуктором, который в результате ваших действий уже стал первым. Поскольку по поезду раскидано не меньше десятка этих парней, процесс обучения может затянуться и даже несколько наскучить. В конце концов вы сдадитесь и подчинитесь правилам.

Но только в том случае, если вы не американская дама. Никогда еще мое сердце не переполнялось столь искренней любовью к американскому народу, как по пути из Берна в Веве. Вот уже битый час мы сидели в атмосфере, которая, несомненно, лишила бы склонности к наблюдениям даже великого Данте. Уверен, не прошло бы и десяти минут, как гений потерял бы всякий интерес ко всему, что происходит вокруг. Он не стал бы задавать вопросов, а шепнул бы на ухо Вергилию:

— Выведи меня отсюда, старик. Умоляю!

Порой я мечтаю превратиться в американскую даму

Вагон переполнен, преимущественно немцами. Все окна закупорены, все вентиляторы перекрыты. Горячий воздух циркулирует по ногам. Семнадцать мужчин и четыре женщины непрестанно курят, двое детей сосут мятные леденцы, пожилая пара не может пропустить ленч, щедро приправленный чесноком. На станции дверь распахивается настежь. Европеец обычно приоткрывает ее лишь немного, проскальзывает внутрь и снова плотно закрывает как можно быстрее. Но на сей раз в вагоне появляется не европеец, а американская дама, изучающая Старый Свет в сопровождении пяти других американских дам. Все они бодро входят, нагруженные множеством сумок. Шесть мест рядом найти не удается, поэтому вновь прибывшие рассеиваются по вагону. Едва каждая из путешественниц освобождается от багажа, как тут же бросается к ближайшему окну и резким движением распахивает его настежь.

— Удивительно, — произносит первая дама. — Неужели здесь до сих пор никто не умер?

Идея, насколько я понимаю, заключается в том, что асфиксия неминуемо приводит к коматозному состоянию, а потому, если бы спасительницы не появились вовремя, все мы скончались бы, не приходя в сознание.

— Необходимо обеспечить циркуляцию воздуха, — поддерживает вторая американка.

И вот они открывают дверь в конце вагона, вчетвером выходят в тамбур и, приятно беседуя, наслаждаются пейзажем, в то время как две оставшиеся спутницы делают то же самое в противоположном конце и начинают с энтузиазмом фотографировать Женевское озеро. Все присутствующие вскакивают с мест и на шести языках осыпают американок проклятиями. Естественно, в дело идут аварийные кнопки, после чего на помощь прибегают встревоженные кондукторы. Но и они оказываются бессильны: путешественницы встречают претензии с жизнерадостной непреклонностью и упорно отстаивают свои права, естественно, при настежь распахнутых окнах и дверях. В конце концов кондукторы, которым, несомненно, уже приходилось иметь дело с американскими дамами, пожимают плечами и ретируются. Пассажирам ничего не остается, как распаковать чемоданы и достать все имеющиеся в наличии теплые вещи, начиная с шалей и заканчивая пижамами с начесом.

Потом мне довелось встретить очаровательных попутчиц в Лозанне. Они весело сообщили, что швейцарские власти приговорили каждую к сорока франкам штрафа. Правда, платить ни одна не собиралась.

Безмерная страсть к почтовым открыткам

Мне сказали, что помешательство на почтовых открытках в Германии — стране, где были изобретены чудесные красочные картинки, уже пошло на спад. Если немцы что-то делают, то делают обстоятельно — или вообще не делают. Едва гражданин Германии увлекается почтовыми отправлениями, как забывает обо всех иных сторонах жизни. Немецкий турист понятия не имеет, в каких местах побывал, до тех пор пока не попросит друга или родственника показать те открытки, которые сам же и прислал. И только в этот момент начинает радоваться полученным впечатлениям.

— Что за очаровательный городок! — восклицает он. — Жаль, что так и не успел выйти из отеля и прогуляться по старинным улочкам. Но все равно приятно сознавать, что побывал в милом уголке.

— Ты, наверное, провел там мало времени? — участливо уточняет приятель.

— Мы приехали к вечеру, — объясняет турист. — До темноты бегали и покупали открытки, а с утра пораньше сели их подписывать. Когда наконец закончили, пора было завтракать и уезжать.

Он взглянул на карточку с живописным видом, открывающимся с горной вершины.

— Потрясающе! Неповторимо! Знал бы, что там такая красота, непременно остался бы еще на день и посмотрел.

Всегда поучительно наблюдать за группой немецких туристов, оказавшихся в деревушке Шварцвальда. Едва выпрыгнув из дилижанса, они плотным кольцом окружают одинокого полицейского.

— Где здесь продают открытки? Быстрее, в нашем распоряжении всего два часа. Где купить открытки?

Предчувствуя вознаграждение, полицейский рысью направляется в нужную сторону. Полные господа, непривычные к быстрым темпам, семенят следом; еще более полные фрау забывают о приличиях и подбирают юбки едва ли не до колен; худенькие фрейлейн мертвой хваткой вцепляются в возлюбленных и резво бросаются вперед. Нервные прохожие пугаются и спешат спрятаться в ближайшей подворотне, а неосторожные зеваки оказываются, в канаве. И вот они у цели. В узких дверях магазинчика начинается настоящая давка. Воздух сотрясают отчаянные крики задыхающихся женщин и растоптанных детей, то и дело прерываемые проклятьями рассерженных мужчин. В обычной обстановке житель Германии представляет собой мирное, законопослушное существо, но погоня за открыткой мгновенно превращает его в зверя. Женщина вцепляется в альбом с открытками и начинает выбирать, однако в этот момент добычу вырывают из рук. Она разражается слезами и бьет зонтиком того, кто оказывается рядом. Лучшие экземпляры всегда достаются самым ловким, хитрым и сильным. Ну а слабым и вежливым приходится довольствоваться видами почты и железнодорожной станции. Судорожно сжимая трофеи, изрядно помятая толпа бросается к отелю, сметает со стола посуду, усаживается и принимается лихорадочно писать. Трапеза проходит в спешке. Затем подают свежих лошадей, немецкие туристы бодро занимают свои места и уезжают, по дороге осаждая возницу вопросами о названии местечка, где только что побывали.