Книга Создание Представителя для Планеты Восемь - Дорис Лессинг

Но где же сами канопианцы?

Если нас должны были спасти, когда это требовалось нашим людям, тогда это время уже прошло.

Я уже говорил, что нас захлестнули новые преступления и жестокости. Жертв было немного, однако каждое преступление казалось нам чудовищным и ужасным, просто потому, что прежде нам это было незнакомо.

В таком бедственном деле, когда оно поражает людей столь по-разному и коварно, нелегко распределять горе или упреки справедливо и правильно. То, что отдельные жертвы убийства или случайного грабежа тревожили и гневили нас больше, нежели когда из-за внезапной метели погибало двадцать человек, было несправедливо. Было ли это потому, что мы чувствовали свою ответственность за насилие, даже если до этого нового времени природной безжалостности к нам насилия или актов террора не существовало? При подобном взгляде нельзя было никого винить за эти убийства, которые, несомненно, являлись частью всеобщего ухудшения. Некогда любая смерть была всеобщим горем, и горем неподдельным. Мы все знали друг друга. Встретить незнакомое лицо было невозможно, даже если при этом мы и не знали имени человека.

Но некоторое время назад начались изменения: когда на холоде умер Нонни, мы не очень страдали. Нам было самим слишком холодно, и опасность, нависшая над нами, была слишком велика. Алси горевала о нем, но не так, как это было бы раньше. Нет, у смерти появилось новое свойство, и свойство это вызывало у нас стыд. Смерть уже не могла взволновать нас, как раньше… В этом заключалась истина. Произошло ли это потому, что холод остужал наши сердца, замедлял нашу кровь, что из-за него мы стали меньше любить друг друга, стали менее чуткими друг к другу? Умер ребенок, а мы все в глубине души считали: оно и к лучшему; каких ужасов он избежит, этот несчастный! Ему повезло больше, нежели нам, выжившим! Причем это думали буквально мы все: одним ртом меньше. И еще: было бы лучше, если бы дети не рождались вовсе в это ужасное время. А когда вид начинает думать подобным образом о своем самом дорогом, своем будущем, способности производить на свет и передавать по наследству — тогда он и в самом деле поражен болезнью. Если мы не являемся каналом в будущее, и если этому будущему не суждено быть лучше нас, лучше настоящего, то кто же мы тогда?

Мы знали, кем некогда были, и когда пришла новость о бунтах в другой долине, голодных бунтах, а может, даже возникавших без видимой причины, мы воздели очи к нашим угрюмым небесам и подумали: «Канопус, когда же ты придешь, когда выполнишь свое обещание?»

Затем прилетели его эмиссары — но не так, как мы ожидали. Через теплый полюс вошла и приземлилась в нашей тундре огромная флотилия космолетов; и целая армия канопианцев выгрузила из них запасы. Поначалу мы даже не знали, что это такое, ибо бурно радовались продуктам питания, которых не видели столь долго, — всем видам сушеных и консервированных фруктов и овощей. Но главным образом это были горы контейнеров с каким-то пластичным веществом, и канопианцы объяснили, что оно необходимо для изоляции наших жилищ.

Не принесли ли они какой-нибудь другой весточки? От Джохора, например? Нам так и не укажут срок, когда нас наконец-то спасут?

Нет, ничего такого они не знают — флотилия космолетов получила приказ доставить эти материалы, что и было сделано. Затем космолеты вновь поднялись в небо и исчезли.

Материал для покрытия домов был нам внове. Это оказалось очень плотное, мягкое, легко обрабатываемое вещество, и нам необходимо было делать из него оболочки, крышки и обшивки для наших жилищ. Этот материал был настолько легок, что обрезать его, подгонять друг к другу куски и поднимать эту обшивку на здания без труда могли всего лишь несколько человек. Мы обсуждали, стоит ли прорезать в этих панцирях окна, но в итоге решили не делать этого. Что касается вентиляции, то нам приходилось довольствоваться открыванием-закрыванием дверей. Внутри домов мы теперь теснились в темноте, кое-как рассеивавшейся электричеством, которое мы дополняли, когда это удавалось, светильниками из лишайника, пропитанного жиром. Теперь наш мир был темен, темен и темнел еще больше, ибо небеса над головой становились все более плотными и серыми. Мы просыпались в душной тьме, немного нагретой прижимающимися друг к другу телами, и зажигали свои тусклые светильники или же позволяли себе слабенькую струйку электричества; и мы выходили в мир, выказывавший признаки яркости и света лишь далеко к полюсу, где порой немного брезжила голубизна. Из-за серой стены налетали ветры со снегом. Теперь снежные шквалы играли и клубились у подножия и нашей стороны стены, а бури стали обычным делом. И каждый порыв визжащего ветра словно вгонял нас в землю еще глубже. Не все наши здания были покрыты изолирующим материалом. В некоторых наших городах имелись постройки в целых пять или даже шесть функциональных уровней. (Я, конечно же, понимаю, что это не впечатлит тех из вас, кто живет на планетах, где здания могут достигать высоты утесов и гор. Я сам видел такие дома.) И они были слишком высоки для нас, чтобы покрыть и их. Некоторые безрассудные жители не хотели покидать их, однако с каждой бурей уровень за уровнем пустели, так что, быть может, там осталось лишь незначительное количество человек на первом да на следующем уровнях. А те, кто был изгнан из своих высоких незащищенных жилищ и с рабочих мест, скапливались ниже, и затем люди были вынуждены сбиваться в семьи, группы или кланы, у которых, возможно, пространства было немного больше, нежели у остальных. Усугубляя таким образом перенаселенность… напряженность… и без того непрекращающееся ухудшение настроения и нрава каждого жителя. Быстрое ухудшение: обшивка плотными оболочками мест нашего проживания, казалось, привела всех нас к внезапному повышению взрывоопасности. Подтверждения этому приходили со всех сторон.

— На другой стороне планеты произошли столкновения.

— Столкновения? Кто-нибудь погиб?

— Много народу. Очень много.

— Много народу погибло? Почему же столько раздоров вспыхнуло одновременно?

— Дело в том, что столкнулись группы людей.

— Столкнулись друг с другом? Группы?

— Да, группы, жители одного селения сражались с другим.

— Но из-за чего?

— Они обвиняли друг друга в недостойном поведении.

— Я не понимаю!

Да, именно так мы и восприняли новость о первых междоусобных сражениях. И подобное непонимание сохранялось.

— Они сражаются между вон теми горами.

— Сражаются? Кто? Из-за чего? На нас кто-то напал? С небес спустились враги?

— Нет же, нет, сражаются между собой жители земли, расположенной вон за теми предгорьями, помнишь, куда наша молодежь раньше ездила искать жен и мужей.

— Как же они могут сражаться? За что?

А потом разговоры стали такими:

— В соседней долине воюют.

— Воюют? Это как?

— Ну, селения разделились на две группировки и постоянно вооружаются друг против друга.

— Кто-нибудь погиб?