Книга Летний сад - Дмитрий Вересов

Спорить с потомственной общественницей Соколовой – все равно, что бежать впереди электрички. Наташа прикинула в уме размеры банкетного зала в Доме свадебных торжеств и виновато посмотрела на Ленку.

– Мы пока еще не занимались приглашениями, даже открытки еще не куплены…

– Во-во, формалистка-единоличница! – продолжала наседать активистка. – А про коллектив ты забыла? Про комсомольскую взаимовыручку и надежное плечо товарища?

Наталья мгновенно вспыхнула:

– Слушай, Ленка, ты когда-нибудь словосочетание «личная жизнь» слышала? Или ты по жизни пройдешь с комсомольским коллективом и в брачную ночь, и на пенсию?

Соколова захлопала коровьими ресницами, щеки ее покрылись красными пятнами. Поджав губки, профбогиня заявила:

– Представь себе, пройду! Без абортов и свадебок втихаря! – Соколова гордо вскинула голову и покинула девичий кружок.

Возникла неловкая пауза. Фомина и Перова, самые близкие ей в группе, стыдливо отвели глаза. Кто-то невыразительный и серый, вроде соколов-ской наперсницы Деевой, растворился в институт-ском коридоре. И Наталья громко произнесла:

– Коллектив?.. Стая! – в голосе не было презрения, как не было и горечи от оглашения ее тайны, досады и сожаления от осознания, что вот эти самые люди, к которым она привыкла относиться хорошо, с интересом обсуждают и оценивают ее беременность и скорое замужество…

Наташа дошла до деканата. Евгения Ароновна, секретарша декана, приветливо встретила ее, усадила в кресло, сообщив, что Олег Сергеевич будет с минуты на минуту.

– Евгения Ароновна, я просто хотела узнать, что необходимо сделать, чтобы оформить академический отпуск, – Наталья была собранна и деловита, как в дни больших соревнований.

– Все-таки в академку…

По интонации девушка поняла: в институте нет ни одного человека, пребывающего в неведении относительно ее обстоятельств.

Она встала, тихо попрощалась и в дверях столкнулась с деканом.

– А! Забуга. Здравствуйте! Евгения Ароновна, меня пока ни с кем не соединяйте! Вас же, товарищ студентка, попрошу к себе.

Кабинет декана был небольшим, темноватым и уютным.

– Наташа, – Олег Сергеевич задумчиво пожевал губами, – студенчество – народ взрослый, самостоятельно принимающий решения. Это я прекрасно понимаю. Однако все мы, без исключения, живем жизнью страны и не можем пренебрегать интересами государства и коллектива.

– Олег Сергеевич…

– Не перебивайте. Я не ханжа и бесконечно далек от рассуждений на тему «беременная студентка – позор вузу», хотя среди институтских общественников данная тема популярна. Но вот этот небольшой аппаратик, – декан щелкнул по черному корпусу телефона, – доставил мне немало неприятных минут… Повторяться и напоминать вам о спортивной чести страны, товарищах по команде и тренерских ожиданиях я не собираюсь. Все, что я могу вам сказать, заключается в следующем: если вы все-таки решитесь на эту операцию, прошу сразу ко мне. Дело серьезное и отдавать его на волю случая – глупо и неразумно.

Наташа с вызовом подняла глаза:

– Все! Понимаете, Олег Сергеевич, все сроки вышли! Никакой такой операции не будет!

Декан, смутившись, покраснел:

– Что ж… Надеюсь, что это к лучшему. Не смею вас задерживать.

Институтские лестницы, коридоры и переходы слились в один бесконечный тоннель. Мелькали белыми пятнами лица. Любой звук отдавался гулким эхом и улетал назад.

Только на Декабристов противный визг автомобильных тормозов остановил бешено мчащиеся картинки.

– Что? Жить надоело? – рыжий водитель выбирался из «Москвича». Между бампером автомобиля и Наташей оставалось совсем немного – всего тридцать роковых сантиметров.

– Ты мне скажи, подруга, – парень, худющий и длинный, чем-то походил на светофорный столб, – кто бы мне передачки на зону отправлял? А? – Но в его смеющихся глазах не было ни агрессии, ни злости.

Девушка тяжело вздохнула. Говорить что-то, объяснять или оправдываться – совершенно не хотелось. «Дядя Степа» согнулся чуть ли не вдвое, заглядывая в ее лицо.

– Ты больная или малахольная? Ладно, не обижайся, если по пути – давай подброшу. Я сейчас по Неве и на Финляндский, годится?

– Угу…

По Галерной и узкому переулку автомобильчик выбрался на набережную.

– Тебе конкретно-то куда? – парень смешно управлялся с рулем. Выгнув обе руки дугой, он держал его за верхний край, а затянутые в стираные техасы колени высились чуть ли не вровень с торпедой.

– Да где-нибудь здесь, – они проезжали мимо Эрмитажа.

– Стоянка запрещена. Ты хоть и злостная нарушительница, но на корабле главный – капитан. Высажу за Кировским мостом.

«На корабле главный – капитан» и «Читай правила, подруга!» – последние слова «дяди Степы» остались в памяти. Облокотившись на гранитную тумбу парапета, Наталья смотрела на рябые невские волны.

«…Главный – капитан». Память вернула ее назад, в тот первый самостоятельный ленинград-ский день. С неудавшимся визитом в порт, с ее наивным желанием смотреть корабли и знакомиться с капитанами. Она грустно улыбнулась. Капитан оказался судмехом, да еще и будущим, но дело капитанское знал туго. Ей вспомнилось ловкое тело Симакова, его неуловимо проворные пальцы и несомненный талант – смешить ее в те самые минуты, когда уставшей девушке больше всего на свете хотелось свернуться калачиком и уснуть.

Симакова сменил Курбатов. Дневные зашторенные сумерки сменились новогодней романтикой горящих свечей и густым сосновым запахом дачи. Наташа вспомнила те бессонные, изнуряющие ночи. Она многое узнала и многому научилась у своего опытного, матерого любовника.

Где-то там, между квартирой на Московском и дачей на берегу залива, мерцает во тьме времени крохотная яркая звездочка – момент зарождения ее ребенка.

«Читай правила, подруга!» В глубине души Наташа не очень верила в успех свадебной затеи. Правда, первоначальный страх неминуемого разоблачения давно растворился в океане Вадимовой нежности. Но порой именно от его безграничной искренности ей становилось настолько не по себе, что хотелось по-волчьи выть или вцепиться в благодушного Домового и разорвать его на куски… Она впервые в жизни физически ощущала разницу между полным незнанием и знанием подробнейшим, и эта нервная физика раздражала ее. Огромных усилий стоило сдерживать себя, принимая чуть ли не ежеминутные доказательства и проявления Вадимовой любви. Постоянно держать себя под контролем, боясь собственного срыва, постоянно задавая себе один и тот же вопрос: «Хватит ли тебе сил и воли довести дело до конца?», и честно признаваться самой себе после длительного, но – увы! – пустого раздумья: «Не знаю!»

Ведь и в этом она отдает себе полный отчет: именно желание выйти замуж вынудило ее пойти на сохранение ребенка. И, стало быть, заблуждения Иволгина должны быть ей подконтрольны.