Книга Мефодий Буслаев. Билет на Лысую Гору - Дмитрий Емец

– Зомбировать? Издеваешься? И куда бы япотом от этих двух павианов делась? Они и так друг друга ненавидят. У материмуж солдафон такой весь, а у Инки муж от армии уклоняется.

Ната сказала это так пренебрежительно, словноее мать и сестра были замужем не за людьми, а за какими-то надоедливымитараканами. Мошкин подумал, что лучше ее сейчас не жалеть. Только схлопочешь поносу за жалость.

Взгляд Наты задумчиво остановился на двериМефодия.

– Кстати, кто что думает о Буслаеве?По-моему, он ничего, нормальный парень, хотя эта девчонка, что с ним… пфээээ…

– Ты о Даф? – спросил Чимодановмечтательно.

– Ну да. Какая-то ходячая нелепость! Какона глазки-то щурит, когда злится! Я мол, добрая вся такая, но вы меня довели.А пафос? А рюкзачок? А кот с крылышками бройлерного цыпленка! А балалайка вкобуре?

– Подчеркиваю: это флейта, – сухосказал Чимоданов.

Что бы там ни говорила Ната, Дафна емунравилась. А вот Мефодий нравился значительно меньше. Хотя ничегоудивительного. Люди гораздо более снисходительны к существам противоположногопола. Им охотно прощается все то, за что собственный пол давно размазали бы постене.

Ната посмотрела на Чимоданова очень кисло.

– Исподчеркивался уже. Я, вообрази,догадывалась…

– Похоже, ты провоцируешь нас нанеодобрение. Ты уверена, что это правильный путь? – сказал Мошкин. Какбольшинство робких, склонных к задумчивости людей, он был очень неглуп инаблюдателен.

– А ты, дылда, прыгай на одной ножке имолчи в тряпочку! Носок запачкаешь! – нахмурилась Ната.

Из-под дивана выполз Зудука, державший в зубахнечто вроде мухобойки на длинной ручке, широкий конец которой был весь утыкангвоздями, и стал подкрадываться к Нате. Чимоданов незаметно показал ему кулак.Картинно разыграв недоумение, Зудука уселся на пол и ручкой мухобойки сталчесать спину.

* * *

Мефодий с Дафной вернулись часов в десятьвечера. Брезгливо свалив в угол дюжины три крысиных шкур и две собачьи, Мефодийдолго мыл руки.

– А мы в Эдеме пишем на бересте, легкой ипрекрасной. Или на папирусе. Или на листьях эвкалипта. Пишешь и ощущаешьблагоухание! – дразня его, сказала Даф.

– Береста – это кожа берез. Если так, тоя предпочитаю хорошо освежеванную крысу, – проговорил Мефодий инаклонился, делая вид, что хочет вцепиться зубами в крысиную шкуру.

Дафна испуганно отшатнулась. Депресняк,случайно задремавший у нее на плече, свалился в винный фонтан и, выскочив изнего, липкий, противный, стал носиться по приемной, опрокидывая все, что можнобыло опрокинуть в теории и на практике.

Услышав шум, Ната, Чимоданов и Евгеша Мошкинспустились вниз.

…Часа через два прибыла Улита. Одна. Она былабледной, уставшей. Выглядела скверно. Ее полное, обычно румяное и упругое лицопоходило на шар со вчерашнего праздника, который уже начал спускать воздух. Подглазами залегли синие тени. Едва телепортировав, она поднялась в каминный зал,подошла к креслу и рухнула в него без сил.

Даф молча толкнула Мефодия локтем.

– Арей! – шепнула она. – Почемуона одна?

– Вижу, – отвечал Мефодий.

У него хватало ума не лезть с расспросами.

Любопытный Чимоданов несколько раз обежалвокруг кресла, пытаясь обратить на себя ее внимание.

– Кгхм! Как съездили? Где отчетик дляколлектива? Представишь?

Улита подняла голову и посмотрела на негопустым взглядом. Казалось, она вообще смутно понимает, кто перед ней.

– Что-нибудь пакостное, а? Подчеркиваю: яведь теперь тоже страж, а? – продолжал Петруччо.

Из-под его тонкого свитера выглядывалиболтающиеся ноги Зудуки. Несмотря на свою склонность устраивать пакости, монстрбоялся оставаться один. Не обладая голосовыми связками, он изыскивал другиеспособы выражать свой ужас. Например, находил пустую кастрюлю и колотил постенам до тех пор, пока все соседи, имевшие счастье это слышать, в свою очередьне начинали биться головой о стены.

Темноты он, кстати, тоже боялся и ночевал с Чимодановымв одной кровати. Это давало Нате повод заявлять, что демонический Петруччо спитс плюшевым зайцем.

– Так где Арей? Чего ты вся такая дохлая?

– Исчезни! Я встану – ты ляжешь! –сказала Улита сквозь зубы.

Упорный Чимоданов не отставал. Тогда Улита действительновстала. А Чимоданов действительно лег, отброшенный неведомой силой на несколькометров. Ведьма при этом – Мефодий и Даф готовы были поклясться – не шевельнуладаже пальцем.

Расправившись с Чимодановым, Улита тяжелоприблизилась к зеркалу и посмотрела на себя. То, что она увидела, сталопоследней каплей. Ведьма снова упала в кресло и разрыдалась – судорожно, сподвываниями и всхлипами. Стены задрожали. Одна из них дала трещину. Внезапныйураган пронесся по Большой Дмитровке. Надул рекламные полотнища, вырвалнесколько зонтов, прошерстил книги на столике у букиниста, разбил дюжинуфорточек, осыпав стеклом проезжую часть, и вызвал несколько мелких аварий.

Меф, Мошкин и уже не лежащий, а сидящий наполу Чимоданов немедленно стушевались. Бурные переживания ведьмы были не для иххрупкой нервной системы. Даф и Ната же немедленно бросились успокаивать Улиту иотпаивать ее. В такие минуты девчонки, как заметил Мефодий, действуют гораздоболее толково и с большим опытом. Чужие слезы, даже самые неутешные, не пугаютих так сильно.

Минут через десять всхлипывания Улиты началислабеть. Она встала, подошла к стене и одним движением руки сорвала со стеныковер. Мефодий увидел большой, до блеска отполированный камень, с единственной,длинной и кривой трещиной, рассекавшей его с левого верхнего угла до нижнегоправого.

– Не хотите спросить меня, чтоэто? – спросила ведьма глухо.

– Гробовая плита, – не задумываясь,ответил за всех Мефодий.

Он успел уже привыкнуть к своеобразнойстилистике их заведения.

– Точно. Не только у магов естьзудильники. Не хотите посмотреть выпуск новостей? Об этом они не могут несказать… – произнесла Улита и вновь всхлипнула. Однако всхлип этот, ксчастью, не перерос в истерику. Чтобы рыдать в полный голос, нужны силы. Их уУлиты уже не было.

Могильная плита окуталась плотным зеленоватымтуманом. Сквозь туман смутно проступило обрюзгшее лицо.