Книга Варшава и женщина - Елена Хаецкая

– Ах, жена, покуда я постыдно проигрывал свою битву, этот маленький сеньор, как я погляжу, выиграл свою!

* * *

Невежественные люди до сих пор считают, что крестными могут становиться колдуны, феи и даже оборотни, как пишется о том в сборнике «Глагол Спрягающий, или Истина в примерах и поучениях», составленном Братством Проповедников в 1202 году от Воплощения, ровно за десять лет до того, как это знаменитое Братство было запрещено. Воистину жаль! Ибо ученые клирики Братства, охотно бравшиеся ради платы за любую проповедь, умели говорить и красно и занимательно и принесли этим немало пользы. Увы – проповедники сии были на поприще спасения душ то же самое, что наемные солдаты – на поприще погубления тел, и оттого попали под запрет.

«Бог поругаем не бывает, – оправдывались они впоследствии, – и тем менее возможно осквернить Имя Его наемной проповедью за плату. Не более ли вреда приносят невежды, открывающие уста для глупого и ошибочного поучения? Ибо сказано: не то оскверняет, что в уста входит, но то, что из уст исходит!»

Но ни одно из подобных превосходных рассуждений не помогло спасти Братство и таким образом оно было уничтожено.

Однако в те годы, когда Джауфре Рюдель де Блая был ребенком, Братство, на его счастье, еще процветало, и иной раз ходить в церковь было одно сплошное удовольствие.

Итак, утверждают ученые богословы, подкрепляя свои слова множеством примеров, ни феи, ни оборотни не могут являться восприемниками при крещении, ибо само это таинство предполагает отрицание от врага рода человеческого и препоручение младенца Богу; колдуны же, оборотни и прочие привержены врагу настолько, что иные не в силах даже переступить порог Божьего храма. И оттого следует признать чистым озорством стихотворные строки Гильема, герцога Аквитанского, о том, что крестная – ночная фея – наградила его поэтическим даром. Этого никак не могло случиться по указанным выше причинам; всякий же дар, в том числе и поэтический, – от Господа; а уж как им воспользоваться, к добру ли, к худу ли – на то свободный выбор самого стихотворца.

Что касается самого герцога Гильема, то он неоднократно становился крестным у многих своих вассалов – в тех, конечно, случаях, когда не состоял под отлучением от Церкви. И потому с радостью принял приглашение Жерара де Блая воспринять от купели новорожденного князенка; немедленно собрался и выехал из Ниора, где пребывал в ту пору.

Из шестидесяти с лишком лет своей жизни сорок Гильем был герцогом Аквитании, и все эти сорок лет беспрестанно воевал, чудил, слагал стихи и совращал женщин, вследствие чего и был столь любим и знаменит.

Герцог прибыл в Блаю с большим шумом, в сопровождении роскошной, прожорливой свиты, которая тотчас принялась охотиться, пировать, сорить деньгами и творить непотребства. Все это сделалось частью огромного праздника и послужило причиной всеобщего веселья и ликования.

Гильем, как всякий жизнерадостный человек, любил маленьких детей, ибо видел в них торжество сил Света над мраком и распадом Смерти. Поэтому он с превеликой охотой проводил время подле крестника и, смущая его мать и девиц, приятным голосом распевал младенцу песни собственного сочинения. Песни эти начинались вполне благопристойным описанием весеннего чириканья пташек, а заканчивались неизменно разными похабствами.

Этим Гильем Аквитанский до странного напоминал покойную бабушку Юлиана, ту самую Роху, о которой мы уже имели случай упомянуть. Любимая шутка бабушки заключалась в следующем. Едва умея писать, она, тем не менее, находила в себе терпение кое-как изложить на листке бумаги какой-нибудь сальный анекдот (бабушка именовала их «случаями»), начинающийся более или менее пристойно, но завершающийся отвратительной остротой с использованием таких слов, которые сперва строго запретил Бог Израиля, а потом еще раз строжайше запретил Иисус Христос. Отец Юлиана, человек религиозный и смирный, желал вести чистую жизнь и потому никак не одобрял тещиных выходок. Однако Роха находила способ уязвить зятя.

– Юзек, подойди-ка сюда, – зазывала она сладким голосом.

Заранее хмурясь, слабовольный Юзек приближался к теще. Та кивала на листок бумаги, испещренный каракулями.

– Прочти «случай», – предлагала она. И поспешно добавляла: – Я все матные слова спрячу. – И действительно прикрывала край листка ладонью; сама же внимательно следила за зятем. Когда тот приближался к финалу «случая», Роха внезапно убирала ладонь, открывая «самое смешное», и разражалась хохотом.

Именно таким свойством отличались многие песни Гильема Аквитанского, и дамы, краснея, прикрывали щеки. Что касается младенца, то он, утопленный в тончайшем белом полотне, серьезно и внимательно разглядывал поющего герцога широко раскрытыми мутноватыми глазами. Время от времени мальчик шевелил губами, словно повторяя про себя услышанное. Это приводило старого Гильема в неописуемый восторг.

Гильема Аквитанского многие считали нечестивцем. Например, «Книга заблудших душ», сочинение монаха Гилария Перигорского, редчайший сборник биографий различных еретиков, отступников, богохульников, осквернителей могил, дето– и отцеубийц, одного человека, выращенного в колбе из жабы, проглотившей сперму собаки, человека, родившегося после смерти матери (ужасный младенец, не без помощи диавола, конечно, самостоятельно покинул мертвое и уже похороненное чрево, вышиб крышку гроба, разрыл землю могилы и наутро был найден кладбищенским сторожем); жизнеописания людей, зачатых инкубами и суккубами и т. д. – так вот, в разделе «Глумотворцы» эта редчайшая книга отводит Гильему Аквитанскому почетное место и уделяет описанию его жизни семь с половиной страниц! (Неслыханно много, если учесть, что такому выдающемуся пособнику сатаны, как рожденному от мертвой матери, выделено лишь две страницы с четвертью).

Основным грехом, который вменялся Гильему в вину, было даже не прелюбодеяние – нет, более всего гневало благочестивого Гилария удивительное обыкновение герцога ни к чему не относиться серьезно. Никто и никогда прежде не слыхивал о том, чтобы над таким плачевным делом, как разгром вооруженного паломничества в Святой Земле, можно было потешаться и даже хохотать! А Гильем находил немало забавного в том, что проклятые сарацины, слуги сатаны, наголову разбили христолюбивое аквитанское воинство, так что до Иерусалима добралось всего шесть рыцарей во главе с Гильемом – это было все, что оставалось у герцога от целой армии.

Сие нечестивое краснобайство, да еще переложенное на стихи – изящные по форме, но по сути глубоко непристойные – достойно гнева и осуждения, заключает благочестивый Гиларий Перигорский.

Кроме военной неудачи, весьма гордился этот герцог своим распутством, и будучи уже пятидесяти с лишком лет основал близ Ниора аббатство блудниц, которому всячески благодетельствовал, обирая соседние монастыри.

В конце концов нашел он себе подходящую подругу в лице дамы Амальберги, которую похитил у законного ее супруга и до того ею увлекся, что носил ее изображение на своем щите. Супругу же похотливой дамы, когда тот потребовал возвратить ему жену, прислал насмешки ради красивый гребень из резной кости с наказом утешаться, делая себе прически. Шутка герцога будет понятна тем, кто знает, что оскорбленный муж был совершенно лыс.