Книга Маска ночи - Филип Гуден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А он хотел свести их вместе? – спросил я, слегка удивленный тем, что Шекспир решил поделиться всеми этими сведениями – не только о враждующих семьях и враче по имени Хью Ферн, но косвенно и о себе. Не думаю, что когда-либо раньше я слышал, чтобы он рассказывал о своей собственной жизни.
– Хотел свести их вместе? Что ж, полагаю, Хью в чем-то похож на Купидона.
– Его мать – Венера?
– Его мать была довольно некрасива, упокой Господь ее душу, – сказал Шекспир. – Нет, Хью похож на Купидона внешне. Вряд ли бы он обиделся на меня за это, нет. У него несколько полные щеки и иногда лукавый взгляд, а в молодости он охотился с луком и стрелами. Мы часто охотились вместе. Стреляли в оленей, а не в сердца…[3]
Он остановился посмотреть, понял ли я каламбур, но, будучи знакомым с его манерой шутить, я только состроил гримасу, и он продолжил:
– Конечно, нам не разрешалось стрелять в оленей или что-нибудь подобное.
Он снова остановился понаблюдать, как я отнесусь к заявлению, что когда-то он нарушал закон. Я был немного удивлен, но изо всех сил старался это не показать (и, значит, скорее всего на самом деле показал).
– В любом случае, – продолжал браконьер, ставший сочинителем пьес, – когда дело касается влюбленных или тех, кто может ими стать, только дурак будет пытаться соединить их, а Хью Ферн – не дурак. Для него на первом месте – интересы самой Сары Констант, потому что он еще и ее опекун, ее крестный.
Я ждал, что Шекспир просветит меня, почему глупо пытаться сводить влюбленных, – ибо я всегда был готов подбирать крохи мудрости, падавшие с его стола, даже если при этом его каламбуры оставались остывать наверху, – но нас прервало появление страдальческого вида человека, который теперь стоял, глядя на нас сверху вниз.
– Мастер Шекспир, – произнес этот субъект. Его голос был под стать его внешности, приглушенный и мрачный. – Что вы делаете здесь?
– Я твой гость, остановившийся в одной из твоих комнат, – ответил Шекспир. – А если ты спрашиваешь, что мы делаем прямо сейчас, то всего лишь невинно выпиваем, Джон Давенант. Как поживаешь?
– Бывает и хуже.
На лице его было написано: ненамного хуже.
– Дела идут хорошо, – сказал Шекспир.
Таверна под названием «Таверна» была битком набита, кругом было полно шумных посетителей, и слуги сновали туда-сюда, разнося еду и питье, но этот джентльмен лишь пожал плечами:
– Бывает и лучше.
– Хозяева что фермеры, – поделился со мной Шекспир. – Они и на солнце найдут пятна.
– Я слышал, ваша труппа в городе, мне жена сказала, – произнес Давенант, который, как я решил, был владельцем таверны. – Мои кровати ничуть не хуже моего пива. Если ты остановился у меня, то почему же не вся труппа?
– О, твои кровати более чем хороши для меня, Джек. Но что касается всей труппы, это потому, что мы играем рядом. – Шекспир пальцем указал на «Золотой крест», находившийся дальше по Корнмаркет. – Мы останавливаемся там, где играем, если это возможно.
– Вы мне всю торговлю испортите, – сказал этот скорбный хозяин.
– Чепуха, Джек. Ты прекрасно знаешь, что на каждого жителя, любящего пьесы, найдется другой, который терпеть их не может.
– Ну и что? – сказал Давенант.
– А то, – сказал Шекспир, – что все завсегдатаи «Креста», которые не переносят театр, пройдут на пару ярдов дальше по дороге к тебе. И они будут пить твое пиво, и выпьют его тем быстрее, что их не будут отвлекать разные рифмоплеты.
– Несчастные скоты, – проворчал Давенант.
Я не знал, относится это к тем горожанам, что не любят пьесы и поэтому должны притечь в его трактир, или к «Слугам лорд-камергера», которые не остановились у него. В самом деле, это определение лучше всего подходило ему самому.
– Обещаю тебе, Джек, когда мы снова приедем в Оксфорд, мы тебя в обиде не оставим.
– Не оставите, это мило с вашей стороны, – произнес Давенант, но его, казалось, немного успокоило это обещание.
– Это Николас Ревилл, – представил меня Шекспир, возможно, чтобы перевести разговор в другое русло. – Николас, это Джон Давенант, чье имя известно во всем Оксфордшире.
Я пробормотал что-то насчет того, что он, без сомнения, известный владелец таверны, но Шекспир быстро поправил меня:
– Нет, он известен благодаря своей жене. Она несравненная красавица.
Я не мог понять из тона Шекспира, насмехается он или нет (хотя я был склонен предположить, что он был серьезен), равно как не мог прочитать по лицу нашего хозяина, приятно ли ему иметь жену, о которой отзываются подобным образом. Вероятно, нет, поскольку, как бы то ни было, лицо Давенанта вытянулось.
– Позаботься о том, чтобы твои пьесы были скучны и многоречивы, – сказал он Шекспиру.
– Приходи и сам увидишь.
– Может, и приду. Хотя я все же предпочел бы, чтоб твоя публика бросила тебя в середине представления и зашла ко мне освежиться.
– Мы сыграем хуже некуда, – пообещал Шекспир.
Похоже, удовлетворившись этим, хозяин развернулся и прошел в другой угол зала своей таверны, вероятно, чтобы оскорбить других посетителей.
Шекспир, однако, не обиделся на замечания Давенанта. Напротив, он сказал:
– Он неплохой малый, хотя и суховат. К нему со временем привыкаешь.
– А его жена? – спросил я, взяв на себя смелость.
– Нет, к ней ни за что не привыкнуть, ни в жизнь, – ответил Шекспир. – Только не к Джейн Давенант.
Это было чертовски интересно, и я ждал объяснений. Но ничего не последовало. Поскольку Шекспир, кажется, был настроен встать и уйти, а я не хотел терять его компанию, я заказал еще по кружке эля и повернул разговор вспять – к Константам, Сэдлерам и старинной распре между ними. Из того, что сказал сочинитель, выходило, что предполагаемый брак Сары и Вильяма не вызвал бурных возражений ни с той, ни с другой стороны.
– Так в чем же сложности? – спросил я.
– Сложностей и не должно быть, – ответил Шекспир, – а наша пьеса послужит своего рода предупреждением, мягким предупреждением.
– Разве не следует на свадьбе смотреть комедию? Насколько я представляю, «Ромео и Джульетта» – о двух враждующих семьях и двух молодых людях, которые хотят пожениться. Но это трагедия.
Как только я произнес эти слова, я подумал, что глупо было давать определение произведению Шекспира перед ним самим, но если сочинителя рассердило – или развлекло – мое умозаключение, он не подал виду.
– Я не верю, что мы можем извлечь урок из пьес, – сказал Шекспир, – но в случае Константов и Сэдлеров Хью Ферн считает, что могло бы быть… поучительным… для обеих семей посмотреть представление, где все оборачивается трагедией…