Книга Аберистуит, любовь моя - Малколм Прайс

– Это не значит, что я не хочу здесь сидеть. Вот представь себе, что я стою за стойкой бара. Появляешься ты, и я тебе рада, ведь ты мой любимый клиент. Но мне нужно взять с тебя деньги за выпивку все равно, не так ли?

– Это совсем другое.

– Почему?

– Не знаю, просто – другое. Это не то же самое.

– Ой, Луи!

– Просто не верится. Я думал…

– Что?

Я мучительно искал слова. Что тут скажешь? Познакомившись с ней всего несколько дней назад, я счел, что по какой-то неведомой причине действительно могу ей понравиться? Подходящие слова я найти не смог и произнес неподходящие:

– То есть, в сущности, ты продаешь мне свои услуги, да? Я ничем не лучше жалких неудачников, которые сюда таскаются.

Я вздохнул и уставился глазами в стол.

– Раз уж на то пошло, я не хочу, чтобы ты здесь сидела.

– Луи!

– Отчаливай!

– Луи! Ах ты!.. – Она вскочила и ринулась от меня прочь.

Когда принесли два рома, я выпил залпом оба и заказал еще два. После чего – еще четыре. И еще парочку. Возможно, этим объясняется то, что случилось дальше. Уже под конец вечера я брел из туалета и, проходя мимо канатов отдельной секции, услышал, как Бьянка ругается с карликом Пикелем. После каких-то слов она сердито соскользнула с его колен и перебралась на колени к другому Друиду. Еще несколько реплик – и карлик занес руку, чтобы отвесить Бьянке оплеуху. У Пикеля, который заводил часы на городской ратуше, как у мультяшного тюремщика, с пояса всегда свисали гроздья ключей, и каждое движение его сопровождалось зловещим позвякиванием. Бьянка уклонилась от удара, и карлик замахнулся снова. Я перешагнул через канат и схватил его за руку:

– Тебя разве не учили, что женщин бить нельзя?

Его глаза налились ненавистью. Наплыв эмоций парализовал коротышку, и в кои-то веки оркестр ключей смолк. Даже в подвальном никотиновом чаду я уловил запашок джина. Эту вонь Пикель источал всю жизнь – с тех еще пор, как цеплялся за юбки своей пропойцы мамаши.

– Я бы посоветовал тебе найти противника по росту, – съязвил я. – Но где такого найти? – Острота дешевая, но показывает, до чего я был пьян.

Пикель взвился, но мигом успокоился, стоило Валентиновой трости с набалдашником слоновой кости лечь кончиком ему на грудь.

– Пикель! – рявкнул Валентин.

Пикель разъяренно посмотрел на Валентина, на меня и вновь – на Валентина.

– Да кто он такой, чтоб со мной так разговаривать?

Валентин отвечал холодно и по-деловому:

– Двентельмен прав, Пикель. Не фтоит обивать дам.

Пикель кипятился, но какой-то инстинкт подсказывал ему, что слишком далеко заходить не надо.

– Каких дам? Шваль одна!

– Пфуй! – Бьянка поднялась и надменно прошествовала через толпу к остальным девицам. В этот момент подошел управляющий и вклинился между мной и дискуссией.

– Извините, сэр, – произнес он вежливо. – В эту секцию допускаются только Друиды.

Водораздел. Один неверный звук – и меня уже никогда не пустят в «Мулен». От единственного слога зависело, придется ли мне по пути домой наведаться в травматологическое отделение.

– Что вы, что вы, – весело осклабился я. – Виноват. Ни в коем случае не хочу, чтобы меня приняли за Друида.

Я решил откланяться. Когда я получал пальто, вновь появился управляющий и протянул мне серебряный поднос:

– Вас, сэр.

На подносе лежал мобильный телефон. Я взял его:

– Да?

– Теперь, когда вы подтвердили, что мовете вватфа двентльменом, мовет, будете любевны выполнить наше маленькое фоглафение? – Это был Валентин.

– Я все еще думаю.

– Нет, вы не мовете фебе повволить такую рофкоф. Моя органиватфия проявляет привнаки нетерпения. Мы вели фебя благородно, однако нехватка времени офловняет дело.

– От чьего имени вы говорите?

– Ваф это не кафается.

– Скажите Лавспуну, что сделки не будет.

Он вздохнул:

– Вы один в поле. Фила нафей органивафыи вам иввефна. Ктфему такое бевраффудфтво?

– Так уж я воспитан.

– Мы вдем до вафтрафнего вахода фолнтфа. Пофле тфего о джентльменфтве мовно будет вабыть.

Он дал отбой.

Назавтра было воскресенье, и я, как обычно, отправился в «Морской сухарь» – пропустить по пинте пива со своим отцом. Я подошел в начале двенадцатого – Иа-Иа уже сидел за столиком снаружи. Он был в своем фирменном плаще и кепи, несмотря на теплынь. К его пиджаку пристал еще один фирменный знак – ослиная солома. Завидев друг друга, мы кивнули – иные приветствия нам были не нужны. Я зашел внутрь, взял две кружки и вернулся к отцу на солнышко.

– Ты не застал мистера Джайлза.

– Мы виделись вчера. Дела у него идут неважно.

Иа сочувственно скривился в кружку:

– Эта история с собакой.

– Знаю, но с чего он так расстраивается? Навидался ведь в этой школе и чего похуже.

Я поглядел вдаль – за бухту, за верхушки крыш. Аберистуит осеняли два холма: Пен-Динас с горной крепостью Железного века; и Пен-и-Грайг, где находилась школа Железного века.

Иа вздохнул:

– Может, просто все посыпалось на него сразу? Зачем им вообще там нужен садовник? Сада-то ведь нет.

– У тебя сегодня, похоже, в горле пересохло.

Он пожал плечами.

– Тебя что-то беспокоит?

– Да нет. Разве что где раздобыть лишний тюк сена.

Стояло самое подходящее время, чтобы наслаждаться выпивкой. Двери были распахнуты настежь, дабы изгнать испарения минувшей ночи – на их место приходил резкий бодрящий запах дезинфекции. Музыкальный автомат и «однорукие бандиты» молчали. Слышался только серебристый перелив пианино – кто-то на другой стороне улицы разучивал гаммы; да порой вскрикивали чайки.

Иа отхлебнул пива и заговорил:

– А у тебя что? Есть работа?

Я задумался:

– Заходил кое-кто в пятницу. Розыск пропавшего. Эванса-Башмака.

Иа зашипел, словно обжег себе палец.

– Ты взялся?

– Трудно сказать. Нет, кажется.

Он кивнул:

– Это мудрее всего.

Я покачал головой:

– Не знаю. Я отказал клиенту, но, похоже, все-таки вляпался в дело. Зато мне не платят – я бы не сказал, что это мудро.

– Хорошо.

Я взглянул на него. Он по-прежнему глядел в пустоту перед собой, но разговаривал со мной. И что именно тут хорошего?