Книга Путь одиночки - Антон Кравин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Похоже, ему память отшибло, как в кино.
И правда — как в кино. Сколько раз Влада получала по голове, сколько нокаутировала соперников (правда, не прикладом по башке) — ни у кого ни разу не отшибало память, потому она была убеждена: пленник притворяется, чтобы не сдавать заказчика и отсрочить свою гибель. Он же не идиот и понимает, что, когда назовет все имена, получит в лучшем случае пулю в лоб, а в худшем… Потому надо убедить его, что быстрая смерть предпочтительнее медленной.
— Сначала я прострелю тебе коленную чашечку… Нет, — Влада прицелилась спецу между ног. — Сначала — выстрел туда.
Пленник дернулся и инстинктивно пополз от ствола — испугался. Влада продолжала:
— А так я застрелю тебя быстро, обещаю. Ну, так кто твой заказчик?
— Расскажи хоть, что я сделал, — проговорил пленник обреченно.
— Мама на ночь сказки пусть рассказывает, — огрызнулась Влада.
— Это похоже на бред, но я правда не помню, что было. Я — Данила Астрахан, командир диверсионного отряда…
— Продолжай!
— Но больше ничего не помню!
Свен, стоявший чуть поодаль, заметил:
— Они почти всегда вспоминают прошлое, и происходит это быстро. Как бывший врач, я ставлю диагноз — сотрясение, возможно ушиб мозга. Ретроградная амнезия — частое явление, у тебя ж, Владик, рука тяжелая. К тому же паранойка могла повлиять.
— Всё расскажет. — Влада снова прицелилась спецу между ног.
Нужно быть сильной и идти до конца. Палец придавил спусковой крючок. Влада вспомнила Николу, Циклопа, воющую Юльку, Зулуса… Вспомнила, как они жили одной семьей и всем было хорошо, а потом пришли эти люди и всё разрушили.
— Я считаю до трех. Раз… два…
Дилемму «стрелять или не стрелять» разрешил Сухов:
— Ну, сестра, так он точно ничего тебе не скажет.
— От болевого шока загнется, — поддержал Свен.
Молчаливый Гриф был с ними солидарен и басовито угукнул. Они отошли немного в сторону, Влада выглядывала из-за плеча Сухова, чтобы пленник не сбежал под шумок, но тот сидел, как поленом прибитый. Слово взял Свен. Если бы взгляды убивали, пленник уже рассеялся бы на атомы от его ненависти.
— По правде сказать, я тоже не верю этим россказням. Я знаю, как человеку сделать по-настоящему больно, и он при этом будет в сознании. Оставите нас на часок вдвоем — как миленький расколется. — В голосе Свена звенел металл. — Он узнает, что такое ад на земле. Хоть так за брата отомщу.
Влада криво усмехнулась:
— Да-а-а, вы, мужики, даже котов не даете кастрировать, солидарность у вас. Тьфу! Если бы я не знала вас так хорошо, подумала бы, что вы с ним заодно. Ну ладно, вот он перед тобой, сделай ему больно!
Разминая суставы, Свен вразвалку подошел к пленнику и плотоядно улыбнулся. И лишь теперь ожил, оттаял. В его льдистых глазах заполыхал огонь.
Да, этот щадить не станет. Влада призналась самой себе, что не смогла бы нажать на спусковой крючок, а если пересилила бы себя, то радости ей это точно не принесло бы. Что поделаешь — баба, слабая, как ни расти из себя бойца.
В руке Свена блеснул нож. Сгорая от нетерпения, он поднес клинок к глазу пленника и оскалился. Жертва смотрела возмущенно.
А если и правда спец не помнит себя? Каково это — очнуться непонятно где, в лапах садистов? Вдруг он на самом деле думает, что мочил моджахедов в горах? А тут открыл глаза — и его свои собираются валить…
Отставить сопли!
— Не-е, — вздохнул Свен. — Не успею, в этом деле время нужно, чтобы он вспомнил даже то, чего не знал, а здесь только начнешь потрошить — твари сбегутся. Давайте его в лагерь заберем. Тут, в общем, недалеко. Только рожу бы ему умыть, чтобы кровь всякую дрянь не привлекала. А там подвешу его в сарае… дело пойдет!
— Хорошо, — бросила Влада, и у нее полегчало на душе: пытка откладывалась. Хотя если пленник не помнит себя, то и отвечать за совершенное преступление вроде и не должен… Как же, не помнит! Лжет он, придуривается!
Под присмотром Грифа пленника повели к ближайшей луже, ткнули головой в воду и вымыли лицо.
Влада хрустнула пальцами и потрепала Юну за холку. Добыча почему-то не радовала ее. Казалось, что от души отрезали огромный кусок, и непонятно было, заполнится ли когда-нибудь пустота.
Вскоре двинулись в обратный путь. Спеца гнали впереди, держа под прицелом. Он шлепал по болоту и оглядывался, пытаясь посмотреть в глаза Владе. Нашел самую слабую и на жалость давит. Нет, дорогой, ничего у тебя не получится!
Сектор. Тверская область; лагерь Фиделя.
Сначала Данила различил звуки — вроде бы голоса. Разлепил веки — свет резанул по глазам, в голове будто граната взорвалась. Сквозь навернувшиеся слезы он разглядел что-то черное… силуэт… Проморгался: да он под прицелом! И целится в него девушка — молодая, черненькая, ничего так… Да это ж дочь Фиделя! Точно!
Башка раскалывалась, Данила лихорадочно пытался сосредоточиться, но мысли разбегались… Девка, автомат, собаки, какие-то мужики… Ч-черт! Что за дерьмо?
Девушка скривилась и прошипела:
— Очухался, гнида!
Вот так! Первым порывом было вскочить, выхватить у нее автомат — и прикладом в шею; потом откатиться, скосить очередью лысого задохлика, в котором угадывался лучший боец, затем — блондина, следом — молодого, тоже лысого, но еще и безбрового дылду. Дернувшись, Данила обмяк: связан, башка болит, в глазах темнеет. Четверо врагов навели стволы. Вот же попадалово!
Все-таки что случилось? Перед глазами пронеслось недавнее прошлое, будто его отматывали назад: сумерки, штурм лагеря контрабандистов, засада, собачий лай, кочки-мох-вода, а потом — смутно. В искажение вляпался, что ли? Та-а-ак… Эти люди, получается, преследователи. Все-таки догнали. Если не пристрелили, значит, чего-то хотят. А что они могут хотеть? Информацию. Если так, начнут пытать. Нужно притвориться беспамятным, чтобы выиграть час-другой, а за это время подвернется удобный случай для побега. Или не подвернется.
Данила попытался шевельнуть пальцами, но не почувствовал их — запястья передавило веревкой. Для начала надо попытаться ослабить путы. Если долго-долго сокращать мышцы, веревка растянется. А там — освободиться и действовать по обстоятельствам.
Придав лицу жалостливо-придурковатое выражение и оглядевшись, Данила проговорил:
— Голова… Контузия. Где я? Что со мной? Кто вы такие? Девушка, вы же не чурки, почему я связан? Где моя рота?
— Не надо косить под дурачка! — продолжала яриться девка. Мужики тоже глядели волками.
Сообразив, что пару минут жизни выиграл, Данила продолжил гнуть свою линию в надежде разжалобить бабу: