Книга Апотекарий - Янтарëк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С обречённостью понимал, что у меня нет ответов. И нет знаний в этой области. А то, что есть, лишь скудная часть, и её ужасающе мало.
— Чисто… — эхом повторил я, открывая глаза и отворачиваясь. Коленки предательски подрагивали, ноги отказывались слушаться.
Сейчас я перепугался сильнее, чем когда-либо. Потому что по глупости и случайности мог стать убийцей.
Я вдруг понял, почему бабка всегда отставляла меня от лéкарства — моя молодость и безопытность на этом поприще сгубят раньше, чем помогут. Это ответственность за чью-то жизнь. По силам ли мне такое?
Это осознание камнем навалилось на меня, окончательно выбивая почву из-под ног и мешая собраться с духом, мыслями и силами.
— Твоя трава. Помогает. Чувствую.
Слова мухоморчика долго стучались и наконец пробрались в мой замутнённый рассудок. Когда я распознал их смысл и её воодушевлённый настрой, напряжение начало спадать. Но тяжесть осталась.
"Ахирская проказа", — много больше, чем надуманная детская тревога. И внимания она требует соответствующего. Моë легкомыслие едва не стало чьей-то погибелью… Погибель?
"Что одному благо, иному погибель, — прозвучали в голове слова бабки. И следом добавили уже насмешливым эхом: — Трухать будешь, когда об дело споткнёшься".
Ну, Каша! Ведьма старая! То ли и впрямь поведала, то ли сама направила. Поди теперь разбери, что — моя судьба, а что — еë напутствие.
От этого эмоционального всплеска я очнулся, собирая себя в единое целое. Вернулся к своему месту, убрав в чехол приспособу со стёклами, достал восковую свечу и «гнилую» колбу.
"Я тебя изучу. Вдоль и поперëк, до самого основания! Только попробуй от меня скрыться. Достану и из-под земли, и из самого Ан'чала! И с неба выскребу, если потребуется!" — с удивительной, словно чужой злостью внутренне зубоскалил на проказу, заливая расплавленным над огнём воском шов между пробкой и горлышком и добавляя надпись: "Опасно".
Закончив с этим и дождавшись, пока пробка застынет, я почувствовал, как ароматы вокруг посвежели. Видимо, выветрились остатки того запаха, что я хапнул от гнильцы, пока еë перемещал. Вместе с этим мои эмоции стали ровнее, спокойнее и мягче. Я вернулся к своему обычному состоянию, ошалелым взглядом оглядываясь вокруг.
Что это всë только что было? У кого спросить? С кем посоветоваться?
Убирая в чемодан закупоренную ёмкость, я ощутил себя таким растерянным, как в далёком детстве. Потерявшимся. Как в самом начале пути, когда Каша велела собирать травы, но в моих руках они тогда попросту гибли.
По этой ниточке воспоминаний я выбрался на поверхность душевной пучины, жадно вдохнул летнего ветра и поставил мысленно точку, блуждая взглядом по ящичкам и мешочкам.
Пути и подходы. В то время мне помогли лесные духи и договорная связь. Они научили меня искать решения и развиваться. А что есть сейчас? Что может стать моей опорой в этом чужом краю и столкновениях с его дарами и бедами? Чувствительный мухоморчик, со своими знаниями и обрывочной речью, удивительно опекающая раненую девушку и передающая её ощущения?..
Мой мыслительный процесс начал замедляться, становясь осторожным.
Может ли быть?.. Такот всё-таки. Их место…
И её брошенные слова о магии и сам эффект уменьшения и обратного роста. И постоянное ощущение присутствия, замолчавшее, только когда она задремала. Её способность общаться с лисой. И та деталь, которую я упускал с самого начала: она ни разу меня не коснулась, но спящую держит и крутит обеими руками…
Я осёкся от подступающих выводов, замирая испуганным зайцем под направленной стрелой охотника. По спине пробежал холодок.
Девочка-проводница больше, чем простой обитатель или лесной дух. Она — Сиитал. А раненная девушка — её человек.
Кажется, моё сердце пропустило удар.
Зáмершие — так их называют. Вечные люди, лишённые возможности взросления и наделённые могуществом Сииталов — сущностей, божественных потомков. Я слышал о них. Слышал многое и разное, на упоминание всего и двух жизней мало будет. Эти мысли добавляли мне растерянности и напряжения. Прежде встречи с зáмершими меня миновали, но, исходя из россказней, я с самого детства их боялся и старался обходить десятой дорогой.
А сейчас, возможно, столкнулся со своим страхом лоб в лоб. И как быть? Как себя вести? Мне противна даже тень мысли о том, чтобы сбежать и бросить раненного человека. Вдруг я в корне ошибся в наблюдении и выводах?
«Будь что будет, Элей. Будь что будет» — успокаивал сам себя, выравнивая дыхание и разминая трясущиеся пальцы рук.
Эти простые действия я подкреплял растущей из сердца решимостью: я — алхимик, в чьих силах помочь нуждающимся. Это моё ремесло, моя жизнь, вся моя суть. И бросаться им из стороны в сторону только от маленьких перепугов — ниже любого достоинства. Я приму свои страхи и перестану делать поспешные выводы. Всё относительно. И каждое создание в нашем мире отличается друг от друга, каким бы оно ни было. Языки у людей длинны и гибки, каждый разрисует картину по-своему. Я буду идти вперёд и, познавая, собирать свою правду, чтобы в конце получить истину.
От такого всплеска воинственной решительности я весь подобрался и поднял поникшую голову. Жизнь длинна и мир огромен, и куда увлекательней его будет изучать и понимать, вместо трусливых пряток и боязненных дрожаний.
Я осторожно коснулся пальцами обесцвеченного чистоцветом листа. Он рассыпался сухим белым пеплом по ветру, улетая с нашей полянки в туманную пропасть.
Ошибки, знания, навыки, сила воли и духа, чтобы подняться после падения на ноги и вновь пойти вперёд, извлекая уроки. Этому и многому другому годами наставляла меня бабка Каша. И она же решила, что именно сейчас я готов отправиться в свой путь, свою судьбу.
Я поднял голову, улыбнулся исполинским деревьям и шальному ветру вокруг. В душе, как от печной тяги, разгорелась уверенность, прежде подбитая стрелами нового, неизведанного и опасного.
Значит, что бы ни случилось и что бы ни произошло, я буду идти только вперёд. Ведь жизнь — она в этом.
Разобравшись с самим собой, я потянулся к узелку с едой на поясе и вытащил медовый ореховый шарик. С наслаждением распробовал его и запил сладость водой из фляги. Вспомнил про камень, что передала мне бабка, и пришёл к абсолютной внутренней гармонии — мой дом,