Книга Том 2. Копья Иерусалима. Реквием по Жилю де Рэ - Жорж Бордонов

не изменю своему слову…

— Так ты решительно намерена следовать за отцом?

— Да, решительно. Прощай, Ги. А может быть — до свидания: все зависит от тебя.

Жанна улыбалась, пока лошадь, стоившая куда больше своего седока, уносила заморыша к темному лесу; конечно, она вела себя так, не желая тревожить отца. Глаза же ее блестели стеклянным блеском, и за иронией я угадывал обиду. Потом, узнав ее лучше, я понял, что любое проявление трусости или эгоизма выводило ее из себя, оскорбляло ее достоинство. Мне еще много придется говорить о ее характере, но сейчас я скажу о том, что мне кажется самым важным: за все время, что мы провели вместе, связанные взаимным уважением и почти что родственными чувствами, она горевала лишь о своем ближнем. Я ни разу не замечал, чтобы она щадила или жалела себя. Она заботилась только о других, все время радея о том, чтобы эти люди были достойны ее представлений о них. Она восхищалась женщинами куда менее красивыми, чем она сама, и никогда не любовалась своей собственной красотой, хотя имела точное о ней представление. Здесь я прервусь, милые братья, дабы не возбуждать ваших подозрений.

Сеньор Анселен был тугодум. Из-за отсутствия привычки быстро соображать, а может быть — из-за лени, он начисто был лишен живости мысли. Наморщив лоб и сложив руки на груди, он с недоумением смотрел на дочь:

— Жанна, объясни-ка мне, что это за фокусы?

— Тут нечего объяснять. Я только жалею, что ничего не сказала тогда, на гумне, когда вы призывали людей. Наши землепашцы откликнулись бы дружнее.

— Выслушай меня, мое дорогое дитя, и не сердись, пожалуйста. Я полностью разделяю твое мнение о Ги де Реклозе. Хотя он и молод, но мать его слишком навязчива, и подобная выходка окончательно уронила его в моих глазах. Будь он во сто крат лучше, я и то не стал бы принуждать тебя выйти за него, а предоставил бы полную свободу действий.

— Неужели вы думаете, что дело тут только в Ги?

— Ты могла бы обойтись с ним помягче, и незачем было объяснять все крестовым походом.

— Крестовый поход — не повод для отказа, досточтимый отец. Я решила последовать за вами.

— Нет!

— Вам потребуется мое присутствие, моя забота. Я не затрудню вас, напротив, постараюсь быть полезной.

— Я сказал «нет»!

— Оруженосец Гио, вступитесь за меня; прошу вас, постарайтесь его убедить.

— Крестовый поход — это мужское дело. Бывают обстоятельства, в которых отец не может рисковать.

— Что вы имеете в виду?

— Наивное дитя, я могу умереть в пути или на море. Кто заступится за тебя?

— Оруженосец Гио, люди из нашей свиты. Вы, наверное, думаете, что я не способна сама за себя постоять?

Тогда вмешался я:

— Госпожа, пожалуйста, оставьте нас вдвоем.

Ока сразу поняла, что я решил взять старого хозяина хитростью, а не идти напролом. Нужно было прекратить сражение, удалиться на цыпочках, дать созреть этой мысли в его большой лысой голове. Но, прежде чем я открыл рот, он проговорил:

— Гио, вполне достаточно меня и волонтеров домена. Сын и дочь останутся здесь, дома.

— Но, господин мой, если воля Жанны такова? Если ее проснувшиеся разум и чувство повелевают ей отправиться в путь?

— Еще раз и окончательно — нет! Это безумие, и я запрещаю его своей властью.

— Никто не спорит, сеньор Анселен, вы имеете на это полное право.

— Я подозреваю, что совесть и сердце Жанны пробудились с чьей-то помощью. Признайся, что ты тайно переговорил с ней?

— Мы говорили только в вашем присутствии. Но не удивляйтесь, и раньше у многих призвание к крестовым походам пробуждалось именно так. Оно походило на развитие болезни. Сестра увлекала брата, сосед — соседа, один человек воспламенял целую деревню. Это было как снежный ком. Огромные толпы двинулись на восток.

— Да там и остались!

— Однако же ваш родной отец умер в собственной постели.

— Он был из другого теста — суров и могуч, а Жанна такая хрупкая…

— Силы жизни сокрыты и неведомы, господин Анселен. Случается, простая горячка в один день скрутит здоровяка, а какой-нибудь заморыш выберется из худшей переделки. Поверьте мне, ничто не может удержать душу, охваченную страстным стремлением стать участником крестового похода, даже родительская воля отца.

— Ты сам заявлял, что дух крестовых походов угас.

— Значит, я ошибался, он все же еще не угас окончательно. Однако больше я ничего не скажу и не стану уговаривать вас. И так я уже почти жалею, что попал сюда и разрушил покой вашего дома.

— Напротив, я благодарю тебя и знаю, что ты доволен сам. И все-таки Жанна и Рено останутся здесь. Они обязаны позаботиться о Молеоне.

— Да, должны. Но лишь из послушания вам.

Здесь оруженосец Гио снова прерывал свой рассказ. Он отпивал глоток вина, рассеянно помешивая угли в жаровне. Иногда в такие моменты он просто замирал, опустив веки, или же, обводя затуманенным взглядом своих слушателей собирался с мыслями.

Снаружи завывал порывистый ветер, дождевые струи хлестали по деревянным ставням. Клочья сажи падали из трубы в камин и оседали черноватой пылью на раскаленных угольях, рассыпаясь в языках пламени…

После полудня Жанна собралась на охоту со своим братом. Все мы сидели за столом, когда она попросила его об этом ровным голосом, хотя глаза ее уже блестели от предвкушения удовольствия. Рено был удивлен, но согласился. Было ясно, что она хочет воспользоваться поводом, чтобы переговорить с юношей и сделать его своим союзником. Погруженный в свои мысли, старик не обратил на это внимания. Почему бы и нет, — думал он, — она огорчена отказом, ей нужно встряхнуться и развеяться. Между тем он знал, что она терпеть не может эти соколиные забавы, находя их бессмысленными и жестокими. Ему же самому был крайне необходим покой. Душа его разрывалась на части: одна ее половина стремилась хотя бы к внешнему умиротворению; другая терзалась тайными упреками: «Вправе ли я запретить ей следовать за мной, ей, всегда и во всем впадающей в крайности? Остудить ее юный восторг? Разочаровать ее, выдвигая пустые доводы, о которых она вспомнит потом отнюдь не с благодарностью? В ее возрасте невозможно быть хладнокровной. А когда речь идет о Иерусалиме!..»

Он еще делился со мной своими тревогами, а Жанна уже садилась в седло с соколом на руке. Прекрасная пестрая птица била крыльями. Бледный солнечный луч осветил лес. Рыцарь Рено, забыв свою вчерашнюю обиду, весело смеялся. Он помахал нам рукой и перегнулся через седло, чтобы поцеловать сестру. Они проехали под аркой