Книга Дети Антарктиды. На севере - Даниил Корнаков

исландец. — Пускай это будет нашей тайной.

Оба они спустились по ступеням и отправились вслед за командой.

Как только вышли на трассу, не обмолвились и словечком. Со стороны все шестеро походили на похоронную процессию, но без гроба, и лишь с идущей впереди безутешной дочерью, потерявшей отца. Порой Маша срывалась в сторону в явном желании вернуться, но ласковая и одновременно крепкая хватка идущей рядом Нади останавливала ее, прижимая к себе. Но чем дальше они отходили от злополучной церкви, тем меньше попыток вырваться предпринимала Маша, пока и вовсе не успокоилась.

Стало холодать. Ветер немного усилился, окружающие путников деревья протяжно заскрипели, а парящие в воздухе птицы резво защебетали. Казалось, сам лес предупреждал о надвигающемся холоде. Чу́дное дело, еще вчера здесь царствовала сплошная грязь и морось, а совсем скоро все снова заметет снегом.

Матвей подумал:

«Вадим Георгиевич обязательно упомянул бы Божье вмешательство».

Полчаса спустя заметили Юдичева, бредущего впереди. Тот увидел их метров за сто, остановился и в ожидании уселся на упавшее вдоль дороги дерево.

— Так, не понял, — сказал он, как только остальные оказались рядом, — а где же ваш груз?

Внезапно Маша подскочила к Юдичеву, одним махом свалила его на землю и принялась колотить по лицу. Прежде чем броситься разнимать драку, Матвей только и заметил, как физиономия капитана обрела очертания растерянности — он точно не ожидал подобного поворота.

Драку разнять Матвею не удалось, не успел, но зато встал между разозленным как черт Юдичевым, откинувшим в сторону хрупкую Машу, и вовремя. Максим размениваться на слова больше не желал и достал из кармана пистолет.

— Я предупреждал тебя, сука! Предупреждал! — орал разгневанный капитан, сняв оружие с предохранителя. Из его левой ноздри потекла кровь, окрасив его пшенные усы в багровый цвет. Значит, кулак Маши все же достиг своей цели.

— Убери пистолет, — велел вставший у него на пути Матвей.

Но Юдичев и не думал успокаиваться.

— Чтоб ты сдох, ублюдок, — пробурчала лежавшая в мокрой траве Маша.

Надя не осталась в стороне и навела винтовку на голову Юдичева.

— Брось пистолет, — голос прогрессистки прозвучал твердо.

— И не подумаю, если эта сука не возьмет и не извини…

Пока взгляд Юдичева был обращен к Наде, Матвей выхватил пистолет. Все прошло не совсем гладко, и палец капитана успел сжаться на спусковом крючке. Пуля улетела в воздух, оставив после себя лишь пронзительный звон в ушах.

Все на мгновение остолбенели. Эхо выстрела смолкло, и мир по ощущениям застыл на долю секунды.

Теперь и Матвей решил высвободить всю скопившуюся у него неприязнь к Юдичеву со времени их знакомства. Он схватил его за шиворот куртки и прижал к стволу сосны. От применения кулаков все же сдержался, хоть руки так и чесались расквасить эту морду как следует.

— Слушай сюда, — процедил сквозь зубы Матвей, — твое поведение в группе уже всех достало…

— Ты чего себе возомнил, собиратель? Отпусти меня, или я…

Терпение лопнуло. Матвей ударил его кулаком под дых, да так, что того немедленно скрючило. Собиратель, удерживая его за шиворот куртки, сел на корточки и продолжил:

— Ее отец, я, все мы плыли сюда спасать и твою шкуру в том числе, ясно тебе? Некоторые даже отдали жизни, мой друг погиб, там, в Москве! — Матвей усилил хватку. — Хорошего доктора, чьего имени ты даже не знаешь, распотрошили пришельцы; вчера загрызли Шамана, снабжающего тебя жратвой, а ты и бровью не повел, и вот теперь Вадим Георгиевич. Все они погибли, пытаясь спасти тебя, из из всех них ты особенно должен быть благодарен Вадиму Георгиевичу, поскольку он единственный из всех нас сохранял веру в то, что кто-нибудь из первой экспедиции да выжил, единственный! Хотя все мы убеждали его развернуться и отправиться домой. И только благодаря ему и его вере ты, ублюдок, сейчас можешь дышать, ходить и разговаривать, и я тебе не позволю обращаться к нему и его дочери с таким пренебрежением. Да что к нему… ко всем нам, ты меня понял?

Юдичев выплюнул кровавый сгусток под ноги Матвею и ненавистным взглядом посмотрел на него.

— Прямо сейчас у тебя есть два пути. Первый — ты остаешься в группе, но следишь за своим языком. Пасть открываешь лишь в тех случаях, когда это действительно необходимо. Ну а второй путь… — Матвей кивнул в сторону густого леса. — Продолжаешь начатое тобой утром одинокое приключение, но не с нами. Катишься ко всем чертям, и чтоб глаза мои тебя не видели. Но только учти, увижу тебя, хоть мельком — убью. Выбор за тобой.

— Советую остановиться на втором. — Маша с трудом дышала от переполняющего ее гнева.

Матвей с укоризной взглянул на нее, молча веля не лезть не в свое дело.

— Я с вами, — пробормотал Юдичев и шикнул от боли.

— Громче.

— Да с вами я!

Он вырвался из хватки Матвея и протянул руку, в надежде заполучить обратно свой пистолет. Собиратель не торопился, внимательно смотря в его серые, пропитанные ненавистью глаза, и все же чего-то дурного он делать явно не собирался, сейчас так уж точно.

Но все же пистолет он отдавать не торопился.

— Остынешь, верну, — ответил собиратель и положил оружие к себе в карман. — Я буду следить за тобой.

— Лучше проследи за своей новоиспеченной ненормальной подружкой, — рявкнул Юдичев, возвращаясь на дорогу. — Вроде ученая, а творит всякую херню.

Тыльной стороной ладони он протер нос, увидел следы крови и, пробормотав что-то нечленораздельное, пошел дальше по трассе, не дожидаясь остальных.

— Ладно, идем, — обратилась ко всем Надя.

Подошедшая к Матвею Маша положила руку на его плечо. Обернувшись к ней, с глаз собирателя упала пелена гнева, прежде застилающая взгляд, и он вдруг заметил, как с неба стал падать редкий снег.

— Спасибо, — поблагодарила она его.

Собиратель тихо кивнул.

С виду Маша тоже хотела что-то добавить к сказанному, но не смогла из-за отчетливой усталости на ее лице (удивительно, как ей хватило сил броситься на Юдичева!). Должно быть, эта ночь прошла для нее совершенно бессонной, не говоря уже о внезапно обрушившееся на нее горе.

Вся команда продолжила идти.

— Оберемся мы еще с ним проблем, — произнесла догнавшая Матвея Арина. — На твоем месте я бы его прикончила.

— С каких пор ты с такой легкостью говоришь о лишении кого-то