Книга Дети Антарктиды. На севере - Даниил Корнаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Реакция Юдичева не заставила себя долго ждать. От злости он пнул обугленную головешку возле костра и по привычке стал бормотать едва слышные проклятья. Стоявший поодаль от всех Домкрат, заметив вспыхнувшего от гнева Максима, все понял но никак не отреагировал.
Но вот Арина безучастной оставаться не пожелала, и поспешила оспорить решение:
— Это слишком рискованно, Матвей. А если и правда этот фронт задержится всего на пару дней? Да мы с носилками за это время пройдем даст бог километров пятьдесят!
— Да, все верно, — с печалью согласился Матвей. — Поэтому только и остается надеется, что холода продляться дольше.
Юдичев резко направился к двери и заговорил:
— Вот что, я не собираюсь рисковать своей шкурой из-за без пяти минут мертвого старика. И если среди вас еще есть те, у кого голова на плечах в отличие от этого горе-собирателя и тех двух дамочек, я приглашаю пойти со мной.
Максим остановился в дверях в ожидании согласных пойти с ним. Так он простоял секунд десять, но ни один из присутствующих и шагу не сделал в его сторону.
— Ну и катитесь.
Он поправил лямку рюкзака и ногой пнул дверь, выйдя из церкви.
— Ну что ж, стало быть, решено, — выдохнул Лейгур.
Исландец скинул рюкзак, пока вдруг не раздался хриплый, едва слышный голос Вадима Георгиевича:
— Доча…
— Он очнулся! — Радостно, но одновременно с горечью воскликнула Маша.
И правда, глаза-стеклышки старика открылись и стали бегать по лицам окруживших его товарищей.
— Папочка, я здесь. — Маша слегка наклонила его голову к себе.
Губы Вадима Георгиевича дрогнули в полуулыбке при виде дочери, а из глаз потекли слезы.
— Доча… мы все еще в церкви?
— Что? — Она наклонилась. Голос больного едва был слышен.
— Мы еще в церкви?
— Да, папа, мы в церкви, но собираемся уходить.
Вадим Георгиевич стал мотать головой, а дрожащая рука потянулась к Маше, но на полпути обессиленно рухнула на живот.
— Оставь меня тут, — просипел он.
— Нет, я тебя не брошу. Мы что-нибудь придумает, даю тебе слово. Мы…
И тут словно из последних сил Вадим Георгиевич таки вцепился рукой в куртку Маши. С виду простое действие далось ему нелегко, и на мгновение он будто бы ожил, вновь обретя силы.
— Я устал, не могу больше терпеть эту боль.
Слезы таки брызнули из глаз Маши. Она взяла его окоченевшую руку и прижала к губам.
— Я ради тебя… — он прервался, его горло сводило судорогой. Каждое слово, да что там, каждый вздох давался ему с неимоверным усилием. — Я ради тебя отправился сюда, все мы. Прошу тебя, не делай мои усилия напрасными. — Он чуть крепче сжал ее ладонь. — Тебе еще многое нужно сделать. Вернуть «Копье» и… и помочь людям Матвея с «Востока», я дал им клятву, что они получат припасы, и теперь эта клятва ложится на твои плечи. Прости меня.
Надя шмыгнула носом, быстро смахнув выступившую слезу.
— Все вы, дорогие мои… все до единого… — продолжал едва слышно бормотать старик. — Всем вам еще многое нужно сделать. Идите!
Последний приказ прозвучал грозно, с присущим Вадиму Георгиевичу командирским голосом.
«Начальник… — пронеслось в голове у Матвея»
Дыхание старика участилось, а взгляд обратился к потолку. Остатки сил медленно покидали его.
— Лучше здесь, в церкви, рядом с Богом, нежели там, в глуши, — надрывно произнес он, едва сдерживая рыдание.
— Папочка… — Маша вцепилась в старика.
— Пошли, Маш. — Надя взяла ее за плечи. По всей видимости, сказанное заставило ее переменить вчерашнее решение.
— Я не могу, Надь, не могу.
— Пойдем, пойдем.
Надя стала силой оттаскивать ее от смотрящего в одну точку отца, готового встретить смерть. Заметив, как девушка стала сопротивляться, к Наде на выручку поспешил Домкрат, и обоим удалось оттащить впавшую в истерику Машу наружу. Все это происходило под очередной приступ кашля, внезапно охвативший старика.
— Пошли. — Арина взяла за руку остолбеневшего от зрелища Тихона и увела прочь.
С Вадимом Георгиевичем наедине остались только Матвей и Лейгур.
— Матвей, — раздался голос старика.
— Да? — Пришлось сесть на колени рядом с ним, чтобы лучше расслышать.
— Позаботься о Маше, хорошо?
— Обещаю.
— Ты хороший человек, Матвей. Хороший…
Он снова закашлялся.
— Как же больно… Господи! Боже милостивый! Как же больно.
Над его ухом наклонился Лейгур и прошептал:
— Если хотите, я могу покончить с этой болью.
Матвей вначале не поверил услышанному и с ужасом уставился на исландца. Не послышалось ли ему?
— Только скажите, — продолжил нашептывать Лейгур, — я все сделаю.
— Грех же… — выдавил из себя старик.
— Я не верю в вашего Бога, поэтому не боюсь его наказания. Но и делать ничего не буду, если вы не попросите.
— Хорошо, — не задумываясь, ответил Вадим Георгиевич.
— Хорошо?
— Да, хорошо. Сделай это, сделай… — Он поморщился от боли.
Лейгур взглянул на Матвея и словно взглядом спросил, не хочет ли он возразить? Но собиратель и не думал об этом. Окажись он на месте старика, так и сам бы пожелал скорейшего избавления от этой агонии, любыми средствами…
Так и не услышав возражений от Матвея, ручищи Лейгура потянулись к горлу старика.
Собиратель резко встал и отвернулся, не в силах наблюдать за происходящим. Выйти он не мог, подумают неладное, когда спросят, почему там задержался один лишь исландец. Творившееся здесь лучше всего сохранить в тайне.
На верхушке полуразрушенного иконостаса перед Матвеем висело изображением распятого Христа, чей лик заметно истерся. Виднелся лишь обращенный к земле мертвый взгляд, который словно подглядывал за творящимся в храме.
Раздалось кряхтение c глухими ударами о дощатый пол, затем приглушенный кашель, а после настала тишина.
Длилось это не дольше минуты, а по ощущениям так целая вечность.
Матвей и Лейгур вышли на крыльцо церкви и заметили, как остальные уже поднимались по кювету к трассе. Надя придерживала за плечо Машу, будто оберегая ее от желания вырваться и убежать обратно.
— Я должен был это сделать, — проговорил Лейгур.
— Да, — ответил Матвей и посмотрел в голубые глаза исландца. — Если хочешь знать, я не осуждаю тебя, но остальным об этом лучше не рассказывать.
— Разумеется, — тихо произнес
