Книга Старообрядцы и евреи. Триста лет рядом - Григорий Владимирович Бондаренко

бороды – Михаила Михайловича самого частенько принимали… за еврея. В рассказе «Крыса» (1912) Пришвин говорит о том, как его героя, поселившегося в черносотенной слободке, все принимают за еврея и кричат ему вслед: «Жид!» Еврейская тема очень часто муссируется Пришвиным в его дневниках, в которых он предстает перед нами то как завзятый антисемит, то как филосемит. Встречался Пришвин и со знаменитым старообрядческим епископом Канадским Михаилом (о нем мы расскажем подробнее ниже), отец которого был из евреев-кантонистов, перешедших в православие.

Писатель Николай Смирнов (1898–1978), также выходец из старообрядческой семьи, в повести «Золотой Плес» (1969) рассказывает о пребывании в городе Плесе (современная Ивановская область) художника Исаака Левитана и Софьи Кувшинниковой. Он подробно описывает реальный эпизод из жизни: в 1888 году, будучи в Плесе, Исаак Ильич и его спутница помогли старообрядке Анне Александровне Грошевой (в романе ее зовут Еленой Григорьевной Прошевой) в бегстве от мужа-тирана, также старообрядца.

Другой интересный эпизод – появление в повести старухи-старообрядки:

Потом на дороге показалась сказочно седая старуха в разбитых лаптях и траурном платке. Поравнявшись с художником, она остановилась, подняла слезящиеся глаза на картину, глубоко вздохнула и задумалась, опираясь на можжевеловый посох. Старуха порылась в карманах сарафана, широко перекрестилась двуперстным крестом, поклонилась великопостным поклоном и бережно опустила в ящик с красками блестящую копеечку.

Эпизод с бегством Грошевой стал сюжетом для еще одной книги. В 1903 году Григорий Северцев-Полилов (1859–1915) опубликовал повесть «Развиватели», главные герои которой – художник Львовский и его спутница Хрустальникова. В небольшом поволжском городе герои знакомятся с женщиной, женой молодого купца Полушкина. По совету Хрустальниковой она бросает мужа и уезжает в Москву. Полное совпадение сюжетной линии и прозрачность имен героев (Львовский – Левитан, Хрустальникова – Кувшинникова, Полушкина – Грошева и т. д.) однозначно указывают на то, что за основу Северцев-Полилов взял историю Левитана.

Часто со старообрядцами жизнь сводила еврея Алексея Свирского (1865–1942). В молодости, скитаясь пешком по стране, он пересекался с ними при самых разных обстоятельствах, о чем написал в автобиографической книге «История моей жизни» (1929–1940). Так, однажды он на время остановился в артели плотовщиков-старообрядцев в районе города Юрбурга (современный Юрбаркас в Литве), где наблюдал за тяжелой физической работой артельщиков. В следующий раз судьба свела его со старообрядцами при еще более странных обстоятельствах: в Средней Азии в холерном бараке, куда поместили самого Свирского с представителями самых разных религий и национальностей Российской империи, включая еврея и старика-старообрядца из Новгорода. Как бы парадоксально это ни звучало, но именно там, в страшной жаре холерного барака, происходит самый настоящий религиозный диалог между евреем и старообрядцем о смысле земного и небесного со ссылками на соответствующие места из Священного Писания. Несмотря на то что сам Свирский был евреем, своего соплеменника он изображает не слишком комплиментарно, в то время как старообрядец, напротив, предстает глубоко верующим и сострадающим человеком. Впрочем, конец этого вынужденного религиозного диалога оказывается очень печален: все обитатели барака в итоге умирают, за исключением самого рассказчика и одного из солдат.

Не менее интересна и биография поэта Ильи Сельвинского (1899–1968). Родившийся в Крыму, он всю жизнь говорил о своей принадлежности к общине крымчаков (крымских тюркоязычных евреев), хотя все доступные данные указывают на его происхождение из семьи евреев-ашкеназов. В автобиографическом романе «О, юность моя!» (1967) в охваченном революционной смутой Крыму встречаются еврей Гринбах и старообрядец Устин Яковлевич. «Старообрядцы – народ занятный!» – восклицает Гринбах в словесной перепалке с Устином Яковлевичем. Тот в ответ задумчиво говорит друзьям про Гринбаха: «Человек он зарный, себя не жалеет, все только о революции мечтает… Мы их, явреев, били, погромы устраивали, а они вон каковы оказались на поверку». Учитывая, что этот роман носит сугубо автобиографический характер, мы можем с уверенностью сказать, что за его персонажами и их диалогами стоят реальные люди, встреченные писателем в Крыму в 1917–1920 годах. Так революционная романтика объединила еврея и старообрядца – несмотря на то что далеко не все представители этих двух общин пошли вслед за большевиками.

Нет никаких сомнений, что контакты между евреями и старообрядцами нередко случались и в местах не столь отдаленных: и тех и других часто выносило к берегам описанного Солженицыным «архипелага ГУЛАГ». При этом старообрядцы, насколько нам известно, находились в советских лагерях только в качестве заключенных, в то время как евреи часто оказывались по обе стороны колючей проволоки.

О еврейских и старообрядческих узниках советских Соловков подробно рассказывает книга воспоминаний о лагерной жизни писателя Бориса Ширяева (1889–1969) «Неугасимая лампада». Так, к примеру, в сцене подпольного празднования Рождества в лагере в 1923 году писатель упоминает, что одним из участников торжества был рогожский старообрядец, бывший купец Василий Овчинников. Во время празднования припертая от чужого глаза дверь внезапно открылась «и в щель просунулась голова дежурного по роте охранника, старого еврея Шапиро, бывшего хозяйственника ГПУ». Присутствовавшие заключенные замерли от ужаса, опасаясь неизбежного ареста, однако Шапиро и сам был не прочь отметить праздник. Через пару минут он вернулся, бережно держа в руках тарелку с национальным еврейским блюдом «гефилте фиш» – фаршированной рыбой. Так за одним рождественским столом объединились православный, старообрядец, еврей, атеист и мусульманин, охранник и зэки. Рождественский напев, по словам Ширяева, звал в «Царство Духа, где нет ни эллина, ни иудея». Можно с уверенностью сказать, что подобных контактов и встреч было гораздо больше, как на Соловках, так и в системе ГУЛАГа в целом. К примеру, «Мартиролог Минусинского региона: конец 1920–1950‐х гг.», хранящийся в Минусинском краеведческом музее, содержит десятки имен евреев и старообрядцев, в разные годы побывавших в заключении или бывших под следствием в Минусинске (Красноярский край). Нет никаких сомнений, что им приходилось часто контактировать друг с другом во время отбывания срока.

Крайне интересные строки можно найти в стихотворении «Полукровка» поэтессы Ирины Снеговой (1922–1975):

Вон в хвост за мной мусолят святцы Брадатые старообрядцы, И благонравные евреи Идут, собой ермолки грея. А в тех евреях, между прочим, Свой грех – французской кровью порча. И! Срам какой!