Книга Старообрядцы и евреи. Триста лет рядом - Григорий Владимирович Бондаренко

сургучом их иконы, в том числе и удивительной красоты икону с изображением лика ангела. Важную роль в повести играют и евреи (у Лескова – «жиды»), которые ухитряются «поставить на деньги» русского чиновника, вымогавшего у них взятку. В конце повести старообрядцы признают истинность господствующей церкви и присоединяются к ней: такой финал автор был вынужден добавить по требованию издателя М. Каткова. Интересно, что действие повести происходит в Киеве – одной из контактных еврейско-старообрядческих зон. Вряд ли мы ошибемся, предположив, что на создание повести писателя вдохновили реальные евреи и старообрядцы, виденные им в Киеве или где-либо еще.

В публицистическом труде «Еврей в России: несколько замечаний по еврейскому вопросу (1883)» Лесков дважды сравнивает евреев и старообрядцев. Говоря о преданности евреев своей гонимой религии, писатель объяснял ее приверженностью к «благородному альтруистическому стремлению не оставлять свое униженное и часто жестоко страдающее племя». По его мнению, этим же следует объяснять и верность своей религиозной традиции у русских старообрядцев. В другом месте Лесков пишет:

История о правах евреев идет у нас почти тем же путем, как шла история русских староверов… Русские староверы и сектанты не полагают целью своих желаний в гражданском отношении достижение каких-либо отдельных особых прав, а хотят быть во всем равны другим русским подданным, православным, лютеранам или магометанам. Того же хотят и евреи, и с уверенностию можно сказать, что еврейский вопрос перестанет докучать правительству только тогда, когда оно решит его раз и навсегда именно в этом смысле.

Как видим, здесь писатель сравнивает борьбу за правовое равенство старообрядцев с борьбой за решение «еврейского вопроса».

Исследованием и, как бы это парадоксально ни звучало, искоренением старообрядчества занимался писатель-этнограф Павел Мельников, более известный под псевдонимом Мельников-Печерский (1818–1883). И евреи и старообрядцы очень часто становились героями его произведений, как литературных, так и этнографических. В книге «Очерки поповщины» он приводит крайне любопытный рассказ о Лаврентьевом лесе, находившемся возле старообрядческого Лаврентьева монастыря около Ветки (современная Гомельская область Беларуси) и почитавшемся старообрядцами священным. По словам писателя,

[д]аже жиды боялись налагать на него руку. Они, вероятно, держали в памяти не раз повторившиеся случаи наказания за неуважение, оказанное заповедному лесу. В архивах сохранились жалобы евреев на лаврентьевских иноков, которые за ничтожные порубки уважаемого леса нещадно пороли племя Израилево ветвями священных древес.

История апокрифическая, однако вполне вероятная. К тому же автор утверждал, что он об этом читал где-то в архивах.

В «Последнем Новике» Ивана Лажечникова (1792–1869), одном из самых ранних исторических романов на русском языке (опубликован в 1831–1833 годах), важную роль играет старообрядец Андрей Денисов, клеврет которого – чернец-еврей, выкрест Авраам. Автор писал о нем:

…еврей обманул русского раскольника, и притом начальника и учителя их (старик был Андрей Денисов). Надо ли удивляться? Родонаследственная хитрость текла в крови Авраама; к тому же он искусился в лицемерии, пожив несколько лет монахом в одном католическом венгерском монастыре, который успел обокрасть, и наконец пришел доканчивать курс лукавства сатанинского в звании чернеца поморского Выгорецкого скита и переводчика при Андрее Денисове.

В комментариях Лажечников указывал, что Авраам являлся «историческим лицом». Как мы видим, здесь героем романа становится тот самый «Аврамко Венгерский», о котором как об одном из основателей старообрядчества писали еще в XVII веке иерархи господствующей православной церкви. Стоит отметить, что в действительности Андрей Денисов, основатель Выговского общежительства, никогда не встречался со старцем Авраамием (Венгерским).

Есть короткая статья с названием «Староверы и евреи» и у Александра Герцена (1812–1870). Написанная в 1865 году, статья сравнивала гонения на старообрядцев с преследованием евреев. Вот что писал классик революционной мысли:

«Кёльнская газета» говорит, что с полным усмирением восстания в Литве начались снова невыносимые гонения на староверов. Им это урок, пора им знать, что неблагодарность австрийского правительства, которой хотел удивить мир Шварценберг, ничего не значит перед петербургской способностью неблагодарности. Горько раскаются они в своих уступках и лицемерной преданности. За раскольниками урок евреям.

Под «восстанием в Литве» Герцен имел в виду знаменитое антиправительственное Январское восстание 1863–1864 годов. Несмотря на то что во время этих бурных событий старообрядцы, проживающие в северо-западных губерниях, поддерживали российскую администрацию, практически сразу после подавления восстания власти стали их преследовать. «Московские ведомости» и другие газеты 1865 года перепечатывали сообщения о «значительном числе подаваемых старообрядцами жалоб на притеснения их» в Литве. Вслед за старообрядцами власти стали притеснять и местных евреев, что объясняет фразу Герцена: «За раскольниками урок евреям».

Общался с евреями и старообрядцами также и Федор Достоевский (1821–1881). В повести «Записки из мертвого дома» (1860–1862), основанной на впечатлениях от пребывания в Омском остроге, писатель упоминает о том, что среди узников было четверо старообрядцев, «стариков и начетчиков», а также чрезвычайно веселивший всех каторжников еврей-ювелир Исай Фомич Бумштейн, похожий, по мнению Достоевского, «на общипанного цыпленка». Нет сомнений в том, что здесь писатель излагал реальные впечатления от увиденного в остроге.

Важную роль евреи и старообрядцы играли в судьбе знаменитого как в царской России, так и в СССР Михаила Пришвина (1873–1954). Мать писателя была по происхождению старообрядкой из купеческого рода из города Белева Тульской губернии, отказавшейся, по-видимому, в какой-то момент от своей веры. Несмотря на то что сам писатель был рожден в лоне господствующей церкви, он до конца своих дней сохранил глубочайшее уважение к старообрядческой традиции. Пожалуй, наиболее четко это можно видеть в книге «У стен града невидимого» (1909), основными героями которой стали старообрядцы. Сам Пришвин пишет о «староверской крови» своего кузена Ивана Николаевича Игнатова, который отказался есть «большевистскую белую муку», умирая от голода. Пришвин много интересовался не только историей раскола, но и разнообразными русскими мистическими сектами типа прыгунов и хлыстов. Он неоднократно посещал разные старообрядческие общины и даже составил план восстановления беглопоповского монастыря в Краснояре (Пермская губерния), чтобы подать его нижегородскому купцу-старообрядцу Н. Бугрову, который мог бы профинансировать этот проект.

Интересовался писатель также евреями и караимами, которые иногда встречаются на страницах его произведений. Более того, из‐за характерной внешности – густых темных волос и