Книга 28 сантиметров счастья - Анна Шварц

Я никогда не расскажу об этом Мирославу. Не хочу, чтобы он до конца жизни испытывал вину за ошибки своих родителей. За эту мерзкую селекцию, которой занималась моя мать.

Поэтому я молча беру рюкзак, закидываю его на плечо и смотрю в зеркало. Волосы спрятаны у меня под кепкой. От них еще пахнет краской. Смотреть на себя-брюнетку в первые минуты после покраски оказалось непросто. Мне пришлось даже брови быстро перекрасить, а потом и чуть-чуть нанести автозагар, потому что темные волосы смотрелись слишком неестественно на мне.

— Я пошла, — произношу я тихо, почти одними губами, а брат подскакивает к кровати и подходит ко мне. Господи, мелкий-то он какой. Ниже меня. Плохо так думать, но, наверное, это кара небесная моей матери. Он больше похож на девчонку, а не на наследника. Похож больше на мать, чем на отца — огромного, грузного и широкоплечего.

— Я тебя больше не увижу, Диан? — спрашивает он, а у меня холодеет сердце. Будто бы покрывается инеем.

— Не знаю, Мир. Я не вернусь, — произношу я, — а ты всегда ходишь с охраной. Может быть… когда ты вырастешь. Если не забудешь еще меня, — я едва улыбаюсь. Трудно заставить мышцы лица изобразить именно улыбку в этот сложный момент, но я попыталась.

— Я вырасту и найду тебя. Я запомнил номер на твоем паспорте. Однажды я смогу все изменить, Диан, — произносит он, а я обнимаю брата, сжимая, наверное, до хруста костей.

— Тогда до встречи, Мир.

Я отпускаю его, и покидаю навсегда свою комнату. Спускаюсь по широкой лестнице особняка, выхожу из дома в полном одиночестве и в таком же полном одиночестве прохожу через КПП. Там уже сажусь в такси, которое ждет меня, и смотрю в окно, как удаляется дом, который так и не стал мне родным домом. Спустя несколько минут дождь заливает окно, заставляя очертания особняка расплыться, а потом мы и вовсе поворачиваем в сторону города.

Такси высаживает меня прямо в центре. Там я теряюсь среди людей, которые идут отмечать день города. Смешиваюсь с толпой.

Только когда я отхожу достаточно далеко, я снимаю с головы кепку, встряхивая волосами и они падают мне на плечи каштановой волной.

Вот и всё. У меня начинается новая жизнь.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эпизод 13

Воспоминания пятилетней давности будто рассыпаются на части, когда в уши врывается насмешливый голос маньяка, и я, моргнув, поднимаю на него взгляд.

— Диана?

— Что тебе? — шепчу я. Мне страшно. Дико страшно. Я очутилась между молотом и наковальней — с одной стороны есть Садаев, который мечтает избавиться от моей беременности и желает получить пистолет, на котором я смазала отпечатки… с другой стороны они могут рассудить, что меня проще вернуть родителям, чтобы не огрести еще больше проблем. О, Боже, честно говоря, меня меньше страшит перспектива быть изнасилованной маньяком, чем перспектива возвращения к биородителям. Я уже готова остаться здесь. Прикованной к шведской стенке. Хоть руки пусть отвалятся, но к биородителям не вернусь.

Но мне даже нечего предложить этим людям, чтобы они не возвращали меня. Аборт я не сделаю. Пистолет вернуть — так там точно нет отпечатков, только еще больше разозлю. Что делать-то?!

— Цыпленок, я вижу ужас в твоих глазах, — ласково произносит маньяк, и кладет мне ладонь на коленку. Господи, тяжелая у него рука-то, — не расскажешь, на кой черт дочке магната сбегать от сытой и красивой жизни и прикидываться обычной студенткой? Беременеть от Рустама Садаева? Ходить без охраны в ночной клуб? Пить алкоголь с наркотиками? М, цыпа?

— Случайность, — мышиным писком выдавливаю я, — все, кроме побега — случайность.

— Садаеву давно твоя семья, как бельмо на глазу. Отец твой слишком грязно ведет дела, да и кидок он тот еще, Диана, — рассказывает мне маньяк, а я закрываю глаза. Будто бы от такого человека, как мой отец, можно ожидать что-то другое, — жаль, что у него мощная поддержка в виде таких же мразей-друзей. Но однажды их не станет.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

Он смотрит на меня долгим и пронзительным взглядом. Будто бы ждет чего-то, но, не дождавшись, усмехается и произносит:

— Кто-то заказал брата Рустама, цыпа. Это очень грязный метод — завалить человека. Ответ «кто» мы найдем только на том пистолете, который ты прикарманила себе и не хочешь возвращать. Если бы ты была обычной девкой… я бы не сказал тебе об этом. Но твоя семья — конкуренты брата Рустама. Они долгое время делили рынок почти наравне…

— Боже, — ошалело выдаю я, — ты подозреваешь, что я в этом замешана? Что я выкрала пистолет, прикинувшись пьяной девкой, чтобы скрыть, что именно мой отец заказал брата Рустама?!

— Всего лишь подозреваю. Отдай пистолет, цыпа, — он сощуривает глаза, и наклоняется ко мне ближе, — Узнаем, насколько это правда. Ты очень забавная. Странная. Дочка богатого папы, с дерьмово подделанными документами, которую не нашли за пять лет поисков. Живешь в том же городе, где и совершила побег, и спокойно ходишь в институт. Девушка-Загадка. Многие говорили, что тебя растят в строгости, чтобы удачно выдать замуж за какого-нибудь иностранца. И поэтому ты решила сбежать. Нет? Все было не так?

Я молча смотрю на него, понимая, что стоит мне открыть рот — как вся моя защита рассыплется, словно карточный домик. Скажи я, что родителям плевать на меня — и эти двое снова начнут меня прессовать по поводу аборта и пистолета. А придумать легенду, зачем я сбежала и почему меня не нашли, за две минуты я не могу. Я не могу ни слова сказать, чтобы опровергнуть или подтвердить его подозрения. Маньяк с тяжелым вздохом встает и отпихивает ногой стул.

— Говорить с тобой бесполезно, цыпа, я так понимаю. Посиди тут, подумай до вечера?

— Ты с ума сошел? — в шоке спрашиваю я, глядя, как он направляется к двери, — я в туалет хочу. И пить. Как это — до вечера? Эй! — последнее слово я уже кричу, потому что он хватается за ручку двери, — стой. Не надо меня тут до вечера оставлять.

— Так поболтай для меня, цыпленок, — изгибает он губы в усмешке, — я люблю болтливых девочек.

Дверь внезапно открывается, с грохотом ударив об стену. Маньяк едва успевает отойти, чтобы она не врезала ему, а я подпрыгиваю от неожиданности. В комнату заходит Садаев. Нет, врывается. Стремительно, как голодное животное. Выглядит он настолько же взвинченным.