Книга Ход слоном - Бахтиар Ахмедханов

– Но есть среди них отдельные экземпляры, которые хотели бы эти знания использовать по прямому, так сказать, назначению. Или попытаться их продать – чтобы использовали другие. Твоя будущая подопечная как раз из таких.

– Как это – использовать по прямому назначению? – удивился я. – Они там что, секретные яды изобретали и теперь выжившая из ума кровожадная старуха хочет отравить все человечество?

– Нет, Алик, не яды, – все так же терпеливо продолжал Бунин. – Ядами занимались другие «сундуки» – тоже, конечно, интересные, но и это не наша тема. А твой божий одуванчик был специалистом по искусственным – их еще называют «направленными» – землетрясениям.

В моем животе противно шевельнулось что-то скользкое и холодное. Направленные землетрясения. Что-то такое я читал в газетах, но как-то не особо верил написанному. Но если нечто подобное действительно существует, то это уже такая государственная тайна, что любой к ней допущенный автоматически и навечно должен попадать под колпак. Да, но только какая связь между государственной тайной и Аркашей – начальником охранников из какой-то шарашкиной конторы?

А шарашкиной ли? При мысли о том, что меня вербует какая-то засекреченная структура в животе стало еще противнее. И не вербует – считай, я уже в их лапах, причем со всеми потрохами. После того, что мне рассказал Аркаша, меня уже не отпустят. А может, еще не поздно отказаться? Адреса пансионата я пока не знаю, имени этой адской старухи – тоже. Да и кому я побегу закладывать – ФСБ? Смешно. Так, может, все-таки еще не поздно?

– Не пойму, чего ты так напрягся, – словно прочитав мои мысли сказал Аркаша. – Если не хочешь – так и скажи, я пойму. Мало ли какие у тебя сомнения, может, что-то не устраивает. Дай только слово, что никому ничего не скажешь – и иди себе домой. Никаких расписок о неразглашении не надо. Короче, выпей кофейку, покури, подумай, а я пока в комнате звоночек сделаю. Надумаешь – получаешь аванс и завтра с утра отправляешься на подмосковный курорт, нет – едешь в свой крысятник на Коломенскую. Никаких проблем!

Ехать домой не хотелось. Наверное, подумал я, это мой последний шанс хоть как-то изменить свою жизнь. Другого уже не будет. Маячившая впереди одинокая старость пугала, но одинокая и нищая старость просто приводила в ужас. Когда-то я, хорохорясь перед самим собой, думал, что, в отличие от всех остальных людей, не стану дожидаться, пока стану совсем немощным. В один прекрасный день просто приму яд и переселюсь в лучший мир, избегнув бесчисленных унижений, связанных с бессилием и собственной ненужностью.

Но так я думал когда-то. Чем старше я становился, тем отчетливее понимал, что никакого яда не будет. А будет постепенное и безжалостное разрушение моей личности, превращение человека в жалкую трясущуюся оболочку, от которой пахнет затхлостью – как из старого шкафа, где хранятся давно никому не нужные тряпки. И буду я трястись за свою жизнь, ежедневно выстаивая многочасовые очереди в районной поликлинике и изводя хорошеньких аптекарш разговорами вроде «а вот я у вас вчера купил, а мне не помогло, хотя такое дорогое, покажите что-нибудь другое».

А потом я загнусь. В обшарпанной вонючей больнице – если успею вызвать скорую и если она успеет приехать. Или в своей квартире – если все произойдет быстро. Во втором случае я еще успею хорошенько разложиться, поскольку ко мне давно никто не ходит. А разлагаться я буду или в кровати, или в кресле, или прямо на полу. Интересно, где это лучше делать?

А можно попытаться выползти на балкон, и тогда ко мне слетятся все окрестные вороны. Как они будут кружить и каркать! А что, прямо по обычаю какого-то северного народа, о котором я читал: своих покойников они поднимают на деревья и там привязывают. Птицы обклевывают их до костей, а родственники считают, что усопший после этого попадает в очень хорошее место. Но меня до костей обклевать не успеют. Соседи сначала ничего не поймут, а потом догадаются и вызовут милицию. Наверное, обо мне даже напишут в газетах.

Обо всех этих приятных вещах я думал, сидя на кухне и дымя сигаретой. Перспективы, надеюсь, не очень близкие, но зато реальнее не бывает. Что мне даст работа на Аркашу? Очень многое. Например, заработать денег на близкую старость. Чтобы купить себе номер в хорошем доме престарелых, где я буду читать книги на скамейке в парке и тайком попивать водочку с соседями по богадельне.

И море! Чтобы хотя бы раз в год летать на море, которое я так люблю. Черт с ними, с направленными землетрясениями! Даже если моя работа будет опасна, это все равно лучше, чем одинокое прозябание при полном отсутствии перспектив. А тут еще непонятно, что может возникнуть. Например, повышение зарплаты, пошутил я сам с собой. Стукнув кулаком в стену, я закурил новую сигарету.

– Согласен! – сказал я пришедшему на стук Аркаше. – Куда ехать?

– Точно согласен? – прищурился на меня Бунин. – Ломаться больше не будешь? Тогда держи.

С этими словами мой начальник полез во внутренний карман пиджака и красивым жестом выложил на стол пять новеньких стодолларовых купюр.

В ответ я как можно равнодушнее взял их, но, прежде чем сунуть уже в свой карман, не удержался и провел по одной из них большим пальцем, как это делали в лихие девяностые, проверяя доллары на подлинность. А потом не удержался снова и понюхал купюру. Пахло типографской краской, но не так, как пахнет только что отпечатанная газета. Газетный запах более насыщенный и, я бы сказал, ядреный, а вот новые деньги пахнут иначе. Я бы сказал, деликатно.

Я с детства люблю нюхать разные предметы, многие из них ассоциируются в моем сознании с тем или иным запахом. Некоторые связки «предмет-запах» засели в моей голове настолько прочно, что стоит мне увидеть или взять в руки вещь, как я мгновенно начинаю чувствовать ее запах. Я знаю или думаю, что знаю, как пахнут карандаши, пачкающая руки жижа из дешевых шариковых ручек, плохо вымытые кастрюли, заварочные чайники (аромат свежезаваренного чая и горячего стекла или холодный, безнадежный запах вчерашней заварки), старые, но чистые вещи, пушистые кошки зимой, собаки в дождливый день и многое другое.

Но один из самых любимых – запах книг. Новых, старых – все равно. Есть книги, которые я перечитываю всю жизнь, их не больше десятка, и все они вот уже сколько лет стоят на одной, особой полке в моем рассохшемся книжном шкафу. Я знаю запах каждой из них наизусть, и, прежде чем начать читать, обязательно раскрываю наугад и долго, с наслаждением нюхаю.

Еще я, как и всякий нормальный человек, обожаю запах денег. Деньги пахнут намного проще книг, и каждый раз, когда я их нюхаю, в голове проносится одна и та же мысль, которую можно выразить примерно так: «и всего-то?» Этакое легкое разочарование тем, что овеществленная свобода пахнет свежеотпечатанными конфетными фантиками.

Итак, в очередной раз испытав по этому поводу легкое разочарование, я спросил своего начальника, где расписаться в получении.

– А нигде не надо расписываться, – улыбаясь сказал Аркаша. – И вообще, я тебе сказал, что это аванс, но на самом деле это что-то вроде подъемных. То есть, зарплату ты потом получишь без вычета этих пятисот долларов. Можешь считать это премией за оперативно принятое решение или подарком от фирмы – как тебе больше нравится.