Книга Штрафбат в космосе. С Великой Отечественной - на Звездные войны - Олег Таругин

Но вот сейчас вдруг выяснилось, что ее совершенно недостаточно для того, чтобы люди сумели защитить себя и дать отпор врагу. Из неведомых джунглей Дальнего Космоса высунулась окровавленная пасть. И она расширялась и расползалась, пожирая одну планету за другой. Конечно, можно было провести и обратную генмодерацию, но что это даст? Пока поколение «агрессивных» людей подрастет, достигнув комбатантного возраста, человечество просто исчезнет…

– Автарк, в принципе, у нас все готово, – голос руководителя проекта вернул к реальности задумавшегося Клауса.

– В каком принципе? – попытался пошутить правитель.

– В обычном, гиперрелятивистском! – пожал плечами тот.

– Ну да, ну да… Каковы гарантии успеха вашего опыта?

– Никаких, – нервно огладил белый халат подошедший заведующий хронолабораторией. – Хроноскоп действует нормально, его мы отладили уже давно. Впрочем, вы наверняка слышали о новых методах исторических исследований, доклад о которых делал наш коллега, старший доцент института…

– Короче, прошу вас! – Автарк историей не увлекался, резонно считая, что человечеству надо смотреть вперед, а не оглядываться постоянно назад.

Завлаб сбился на секунду, но продолжил:

– А опыты по хронопереносу мы не проводили – Сенат и вы лично запретили нам экспериментальные исследования, поэтому мы ограничились теорией, создав многомерные математические модели, а также эскизный проект установки. Только это и помогло нам в кратчайшие, всего три недели, сроки создать Изделие…

– Изделие? – вскинул брови Маурья.

– Да, мы решили упростить название объекта. Ибо это не совсем прибор, а, скорее, целый комплекс…

– Его можно увидеть? – снова перебил он ученого.

– Вы находитесь внутри него.

– Внутри? – удивился правитель.

– Да. Это здание, компьютеры, приборы, люди и даже мы с вами – отдельные части Изделия. Дело в том, что хроноконтинуум непосредственно связан с континуумом пространственно-материальным. Ведь время, упрощая сие понятие, есть скорость изменения материи по отношению к другой материи; в нашем же случае – корреляция обратна. Чем медленнее изменяется объект, тем быстрее преодолевает он временное расстояние между веками. Мы как бы заморозили на атомарном уровне изменения материи объектов…

Вспотели оба, и Автарк, и завлаб. Первый честно пытался понять ученого, второй то и дело удерживал себя от попыток объяснить происходящее на более привычном языке формул и чисел.

– Когда объекты будут здесь? – спросил Автарк.

– Они уже здесь.

– Это-то каким образом?! Ведь сами сказали, что процесс только начался!

– Перенос мгновенен. А вот адаптация займет около недели, тем более, их сознание все еще в прошлом.

– Так вы что, трупы сюда перекинули?

Завлаб тяжело вздохнул:

– С их точки зрения, трупы – это мы. Мы просто не существуем для восприятия этих людей…

Автарк окончательно отказался что-либо понимать:

– А закончите вы когда? Время не ждет!

– Вот именно, что у нас время ждет, – горделиво ответили руководитель проекта и завлаб практически одновременно. – Все будет готово через неделю. Не забывайте, что, помимо необходимой после переноса психореабилитации, мы должны дать им основные знания о нашем мире. Сейчас они даже всеобщим языком не владеют, не говоря уже о чрезвычайно, просто катастрофически низком уровне научных и технических знаний. Процесс ускоренного гипнообучения как раз и займет неделю. Минимум.

– Если через неделю вас ящеры жрать не будут, – буркнул Автарк. – На них посмотреть-то хоть можно?

– На ящеров?

– На объекты.

– Да, конечно. Идемте…

Прошлое, 1944 год

Утро выдалось туманным.

– И увидел комбат туман, и сказал, что это хорошо. И стал туман быть, – прокомментировал Лаптев, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в мутной молочной пелене.

– Утро туманное, утро седое, – неожиданно козлиным голосом спел из-за плеча Харченко.

– Тьфу ты! – ругнулся на особиста Крупенников. – Не подкрадывайся. Стрельнуть могу!

– Я те стрельну, – беззлобно ответил особист, но петь перестал.

– Баба-яга, млять, в тылу врага… – усмехнулся Лаптев.

– Тебя чего сегодня на афоризмы тянет? – буркнул Крупенников, не отрываясь от бинокля, хоть это и было совершенно зряшным делом.

– Нервное, товарищ майор!

– Ааа… ну, бывает.

Минуты тянулись медленно, муторно. Словно муха, попавшая в мед, – пытается вытянуть одну лапку, а другие завязают все больше, и муха та все медленнее и медленнее движется. Крылышками жужжит, а толку никакого. Так и минуты перед боем, да и не только перед боем. Иногда Крупенникову казалось, что бой – атака ли, оборона – это спрессованная квинтэссенция всей человеческой жизни. Жизнь и смерть, а между ними нейтральная полоса. И больше во всей Вселенной нет ничего, кроме тебя, врагов в фельдграу и этой исковерканной железом земли. И ты сейчас один. Нет, конечно, рядом стоят бойцы и тоже ждут, сжав до судорог в пальцах автоматы, но на самом деле ты все равно один. Это только в тебя летят пули, осколки, мины, снаряды, штык сделавшего выпад вражеского пехотинца. Да, те, что свистят где-то возле уха, проносясь по-за самым краешком сознания, те – мимо. Но все одно ты будешь кланяться каждому из свистов, потому что ты хочешь жить. Потому что сейчас ты, майор Крупенников, – само средоточие жизни. Жития твоих предков, давших тебе возможность вдыхать влажный воздух самого главного утра. Жизни твоих детей, еще не рожденных, но верящих в то, что Виталий Крупенников – будущий папа, дедушка, прадедушка – переживет этот день и родит их всех.

Перекрестие жизни.

Вечный твой крест, майор Крупенников. Жить ради жизни. И убивать ради жизни.

Капелька пота сбежала по виску, щекоча тонкую синеватую жилку, бьющуюся под кожей.

– …я ей, главно, говорю, день рождения у меня! А она в слезы, дура. И молчит, главно. Я водки ей наливаю, она ее со стола смахивает. И еще больше ревет. Я ей – ну чего ты, дура, ревешь? А она мне хлобысь пощечину! И чего, главно, пощечину-то? Чего я сделал-то? Ну, выпил с мужиками после работы, и чего?

Крупенников захотел было оглянуться на захлебывающийся в воспоминаниях голос, но не успел. Секундная стрелка медленно и тягуче щелкнула по римской цифре «12» и словно замерла, ожидая, пока комбат, продрав руку через вязкий, ватный воздух, подымет ракетницу и выпустит в воздух ракету.

И траншея загремела железом. Штрафники, выбираясь из окопов, поползли в атаку. Именно поползли. Это только в кино в атаку бегают, а в жизни все сложнее, да. Когда первые шеренги исчезли в тумане, время еще больше замедлилось, хотя казалось, уже больше некуда, а майор Крупенников еще больше занервничал, хотя тоже казалось, что больше уже некуда.