Книга Психоз - Татьяна Соломатина

Сашке не было его жаль. Ни капельки. Каждый раз, как только в ней просыпалась жалостливая женщина из русского селенья, она тут же припоминала, как он не купил ей босоножки. Давным-давно. Несчастные босоножки за десять долларов. Не за сто. И не за тысячу. А за жалкие десять долларов. И не потому, что у него их не было. Были. И гораздо больше. А потому что это были «дурацкие» босоножки. Он – ТОТ, КТО НЕ ПОНИМАЕТ! – говорил ей, понимающей, глупости. Те босоножки были прекрасны. И она шла по улице и плакала. Не специально. Точнее – она не плакала. Сашка Ларионова почти никогда не плакала, даже на похоронах самых близких. У неё однажды без предупреждения кончились «эмоции плакальщицы» и остался лишь секрет слёзных канальцев. Вот и тогда, из-за «каких-то» босоножек слёзная жидкость начала чрезмерно секретироваться, скапливаться и обрушиваться вниз – капли сами катились из глаз, помимо Сашкиной воли. Да, три полоски кожи. Но какой! «Они потёртые. Обшарпанные какие-то! Такое впечатление, что их кто-то жевал. Чего ты рыдаешь? Я куплю тебе другие!» Ей не нужны были другие. Ей нужны были эти, «кем-то жёванные». Он совсем Сашку не понимал. Какую жалость она могла испытывать к человеку, хранящему от неё деньги в сейфе? От неё, Сашки, которая с детства приучена не брать ничего без спросу. Не только у чужих, но и у своих. Особенно у своих. Но какой же он свой, если он орёт на неё из-за дыры в двери, вместо того, чтобы… А если бы те мужики вызвали милицию? И она не смогла бы доказать, что своя в этом доме? Но ведь она вовсе не своя в том доме. Тот дом – его. Хотя построен он на деньги, полученные от продажи Сашкиной квартиры. И документы, подтверждающие тот факт, что дом целиком и полностью – его, лежат в сейфе. А она – просто посторонняя женщина. С другой фамилией, прописанная по другому адресу. Где она так никогда и не была. Кажется, там, где Сашка прописана, проживает какая-то бездетная троюродная тётушка-бабушка мужа. Он долго мучился, кого туда прописать. Прописаться самому? Тогда его дом станет не домом, а дачей. А дачу в таком районе могут и отобрать нынче, дыра в законе найдётся. Прописать в доме Сашку? Нет, бюрократия момента определялась необходимостью проживания в доме именно собственника, не прикажете же на Сашку дом переоформлять! Квартира троюродной тётушки-бабушки давным-давно была приватизирована, но отчего-то Сашка оставалась прописанной именно там. «Какая разница? Мы и так живём под одной крышей. С каких это пор тебя стали интересовать такие вопросы? Что за новости?» Вот так вот. Под одной крышей. Соседи. В лучшем случае. В худшем – бедная родственница-приживалка, бессовестно пользующаяся невероятной щедростью. А что совместные фотографии на стенах – так это просто не заметные в своей привычности пятна. Нет, ей не за что его жалеть. И не о чем. Он – муж – герой не Сашкиного романа. Ему нужна женщина-калькулятор, а не женщина-чувство. Только такая с ним и «совладает». Только такую он и сможет уважать. «Уважение – немаловажная составляющая прочных и долгосрочных отношений». Она сама не раз втолковывала это своим клиентам. Мужу нужен равноправный партнёр, а не беззащитная психованная бестолковая Сашка.

– …Ещё ты говорила, что я такой же мелкий, как упаковочная стружка. И такой же надоедливый, как хлебные крошки на простынях. Пока не вытряхнешь – не уснёшь. И что стряхивать – полумера. Можно только содрать с постели и вытряхнуть на улице. Иначе – всё.

– Да? Я всё это, наконец, тебе сказала? – Сашка рассмеялась. – Жаль, что я этого не помню. Правда, жаль. А что ты мне отвечал?

– Ты издеваешься?! Александра, немедленно скажи, где ты, я приеду! Звонили с твоей работы. Я сказал, что ты заболела.

– Как ты благороден! Спасибо! Не надо за мной приезжать, дорогой. Я очень хотела, чтобы ты приехал, когда у меня в замке застрял ключ. Потом я хотела, чтобы ты подтвердил, что я твоя жена, но абонент был временно недоступен. Ещё позже я хотела, чтобы ты не орал на меня из-за того, что я ничего не могу решить самостоятельно. Когда я царапнула крыло машины, я не хотела слышать: «Идиотка! Ты что, дерево не заметила? Оно, что, карликовое?! Всё! Хрен с маслом тебе, а не машина!» Знаешь, что я хотела слышать? «Ерунда, милая! Ты же просто учишься». И уж точно я не хотела сама решать проблемы с этой царапиной, когда у тебя в телефонной книжке давно прикормленный автослесарь. Тебе бы это стоило меньших усилий и средств при более эффективном результате. Ты хотел научить меня жить? Открою тебе большой секрет: я к этой науке не способна. Есть люди, совершенно не восприимчивые к геометрии, а есть – к бытологии. Вот я, увы, такая. Будь учитель чуть лучше, чуть мягче, чуть более любящий – возможно, со временем я бы освоила азы. Но когда и ученик без особых способностей и учитель плох – ничего не выходит. И ещё… У меня много воспоминаний о том, что ты на меня орёшь. Фи! Даже если это и так, и я ни на что не годна, то я всё равно не хотела, чтобы ты на меня орал. А раньше, много раньше, я хотела, чтобы ты смотрел со мной на закаты и рассветы. И не зевал, а слушал. Хотя бы пытался понять. Хотя бы изображал интерес. И ещё я хотела, чтобы ты купил мне босоножки за десять долларов. И не скрывал от меня код сейфа. Не потому, что я очень хочу знать, что ты там прячешь. А просто потому, что мы – муж и жена. Самые близкие друг другу люди вовсе не по той причине, что их совместное фото висит на стене, а потому что у них на двоих – одна кожа, понимаешь? Какие могут быть тайны от того, кто ходит в твоей коже, а ты в его? Разве можно кричать на самого себя за безалаберность? Как? Как можно не приехать к самому себе, если ключ сломался в замке? Я хотела… О доме я даже говорить не хочу, сам всё понимаешь, ты же умный… А теперь я ничего не хочу. Не стоит мне чего-то хотеть… с тобой. Я справлюсь с этой и другими ситуациями самостоятельно. И если мне надо будет приехать в твой дом, чтобы забрать своего плюшевого медведя, паспорт и чемодан тряпок, то я вполне способна справиться с этой задачей сама. Но я всё-таки вежливый и хорошо воспитанный человек. И потому я звоню тебе, моему скорее roommate,[2]чем beloved,[3]чтобы сказать: «Со мной всё в порядке. Не беспокойся. Увы, обстоятельства складываются так, что я наверняка съеду. Ищи новую соседку».

Сашка нажала отбой. И с огромным удовольствием выпила третью текилу.

Еда была преотличная. Она имела вкус. А также – запах, цвет и температуру. Маленький хрустящий промасленный «конвертик» с тестом был трогательно хрупок. Разноцветные кусочки овощей, рассыпавшиеся по тарелке, напоминали островок цветущего летнего луга. Если лежать на земле, закрыв один глаз, то будешь видеть именно такой пейзаж. И слышать птиц, насекомых и какой-то неявный гул. Жаль, что в зале ресторана это всего лишь гул кондиционера.

– Европейский прибор? – осведомился Антон.

– Да. Совершенно не умею пользоваться палочками. Непостижимая для меня наука. Я слишком сосредотачиваюсь на тактильных ощущениях и всех этих пронациях-супинациях кисти как таковых. Палочки – не мой способ познания мира пищи. Всё очень вкусно. Кажется, я сейчас съем свою месячную норму.

– Японская кухня не калорийная.