Книга Станцуй со мной танго - Татьяна Абалова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но ведь так любили друг друга. Еще со школы.
— Мам, то, наверное, не любовь была, а страсть. Перегорело все, стало рутиной. У него соревнования, полугодовалые сборы, а у меня институт. Встречались — радовались, расставались — радовались…
«Потому что нельзя все время занимать сексом, нужно еще и разговаривать», — хотела добавить Глаша, но постеснялась.
— Я, как не пыталась полюбить баскетбол, так и не полюбила.
— Ребеночка бы вам…
— Чтобы склеить то, что не клеилось? Не надо, мама. Я ребеночка от другого хочу.
— От кого это наша Гладя ребеночка хочет? — вошел папа с большим букетом цветов. В комнате сразу стало тесно.
Глава семьи Глазуновых полез целоваться.
— Папка, ты холодный!
— Выйди, выйди, дай дочери одеться! — Анастасия Кирилловна вытолкала мужа за дверь. Глаша потянула со спинки кровати теплый халат, накинула на себя, полезла в шкаф, откуда вытащила трусы.
— Ну-ка, признавайся, — зашептала мама, заметив на бедре дочери синяк, — от кого хочешь ребенка?
— Мам, я только мечтаю, — Глаша торопливо скручивала волосы. — Там еще ничего толком нет. Он может и имя мое не вспомнит, а мы тут сейчас нафантазируем.
— Как это имя не вспомнит? — папа сунул нос в дверь, помешав маме поинтересоваться, откуда взялся синяк. — Я зря тебе такое звучное дал? Это Лен, Наташ и Маш полно, а Глафира одна.
— Гладька, глупая ты у нас, — мама опять крепко обняла. А когда к своим женщинам присоединился папа, Глаша чуть не задохнулась. И от счастья тоже.
Споро накрыв стол, Глафира с удовольствием глотнула горячего чая. Толсто намазала на булку масло, откусила, от удовольствия закрыв глаза. «Как в детстве».
Только жила она тогда в другом районе, и квартира была трехкомнатная. Ту она считала домом, а не эту однушку, которую Глеб оставил «в наследство». В качестве извинения за то, что натворил.
Глаша знала, что многие женщины прощают мужей, изменивших им по «глупости», но измену с Кислициной, той, которая еще в выпускном классе организовала избиение соперницы, простить было невозможно.
Глеб стоял на коленях, а у Глафиры не было сил даже плакать. Все внутри выжгло напалмом. Чувства, желание иметь от Мельникова ребенка, надежду любить до гробовой доски. Только бросила на пол конверт с фотографиями, где Сонька улыбалась в объектив, прижимаясь к Глашиному мужу. «Недельные сборы в Питере», — Глафира видела те же памятные места, куда и ее когда-то водил Глеб.
«Люби меня, как я тебя, за глазки голубые…»
Это он уговорил не подавать заявление на развод, обещая подписать его сразу, как только Глаша потребует. «Не будем сжигать мосты. Дай нам время».
Но и три года не стерли из памяти наглую улыбку соперницы.
— Пап, а почему тогда, когда меня избили, вы не стали подавать в суд? Сняли экспертизу, нашли виновных, а дело так ничем и не закончилось…
Отец поперхнулся. Мама как-то затравленно посмотрела на него, а потом уткнулась в чашку.
— Ну, понимаешь… — Степан Глазунов, офицер МВД в отставке, старался подобрать правильные слова. — Мы с мамой решили, что не стоит тебя мучить. Походы в милицию, унижения… А у тебя выпускной класс, экзамены в институт…
«Унижения…»
Глаша посмотрела в окно. На улице было серо и уныло. Так же как и в тот день, когда в дверь к ним постучалась мама Кислициной. Глафира открыла сама и увидела, как за спиной соседки мнется ее дочь, не смеющая поднять глаза.
— Прости ее, прости, — умоляла Кислицына-старшая.
— Мама, не надо, — хватала за рукав матери Софья.
— Ее жизнь превратилась в каторгу. Милиция в школе каждый день. Соня как на раскаленных кирпичах. Прости…
— Нет, — ответила закаменевшая девочка и закрыла дверь.
— Я же говорила тебе! Говорила! Она не простит! — крик Софьи и рыдание ее матери окончательно лишили сил. Глаша сползла по двери на пол и, отгораживаясь от всего мира, уткнулась в колени. Ее трясло. Потом навалившаяся темнота скрутила тело в истерике.
— А нужно было? — папа положил большую ладонь на руку Глаши.
— Тогда я хотела.
Звонок телефона разорвал напряженную тишину.
— Да? — рассеянно спросила Глаша, даже не посмотрев, кто звонит.
— Глазунова, тебе хана! — громко донеслось с той стороны.
Папа и мама насторожились.
— Это с работы, — закрыв трубку ладонью, шепнула Глафира, поспешно покидая кухню. И уже обращаясь к звонившему, прошипела: — Марк, ты чего так кричишь?
— Тебе хана, — понизив голос, еще раз повторил Дриз. — Директор ищет тебя.
— Ой!
— Вот тебе и ой.
— Что будет? Что будет? — Глафира заметалась по комнате.
— Уволят тебя за аморалку. Пьяная, в туалете, без трусов…
— Черт, ты и это видел?
— Ага. И грудь, которая из декольте вывалилась.
— Ой! — пискнула Глаша, скомкивая ворот халата, и только потом сообразила, что Марк шутит. Какая вывалившаяся грудь, если платье-футляр застегивалось под самым горлом?
Взяв себя в руки, обреченно спросила:
— Когда писать заявление?
— В понедельник сама в директорский кабинет занесешь. По собственному желанию. И оденься попроще. Никаких красных губ и пьяных глаз. Косметику вообще сотри.
— Хорошо.
Подняла глаза и увидела у двери встревоженных родителей.
— Увольняют? — папа достал из нагрудного кармана очки, словно они могли помочь лучше понять суть проблемы.
Глафира кивнула.
— За что? — выдохнула мама.
— За аморалку. Целовалась с директором.
— Ну-ка, дочка, поподробнее, — папа сел на кровать рядом с поникшей Глашей.
Глазунова-младшая замялась.
— Я красила губы в туалете, а тут он ворвался. Развернул и начал целовать, а потом уснул на моем плече. Стоя.
— Дай-ка мне телефон, — мама безапелляционно выхватила трубку из рук дочери. — Алло, здравствуйте. Это Анастасия Кирилловна Глазунова, мать Глафиры. С кем имею честь говорить? Ах, помощник директора…
— Мама, что ты делаешь? — зашипела Глаша.
— Степа, выведи ее отсюда. Дай серьезным людям спокойно поговорить.
Папа прикрывал спиной кухонную дверь, сторожа Глашу, которая грызла кулак, прислушиваясь к звонкому голосу матери, вот уже полчаса беседующей с Марком Дризом. Никакие угрозы, увещевания и даже попытка штурмом взять крепость не подействовали. Степан Глазунов стоял горой.
Когда в дверь постучали, папа строго спросил: