Книга Некроскоп - Брайан Ламли

Драгошани прежде никогда не понимал, зачем укреплять особняк, но теперь он радовался, что тот защищен вполне надежно. Конечно, старик Боровиц, прежде чем возглавить отдел, много лет прослужил в армии — он был блестящим стратегом, и, безусловно, у него имелись свои причины настаивать на подобной степени обеспечения безопасности. И все же здесь, в двух шагах от Москвы... Чего он опасался? Мятежа? Вмешательства со стороны КГБ? Или это один из его предрассудков, оставшихся со времен политического и военного противостояния в мире? Безусловно, особняк был далеко не единственным хорошо укрепленным объектом в СССР. Космические центры, ядерные научно-исследовательские станции, лаборатории по разработке химического и биологического оружия в Березове — все это были сугубо секретные и строжайше охраняемые точки, находившиеся под неослабным вниманием спецслужб.

Драгошани сердито нахмурился. Как бы ему хотелось сейчас, чтобы в его руках оказался труп Боровица — там, внизу, в операционной, валяющийся на металлическом столе со свисающими из распоротого живота кишками, со всеми секретами, лежащими перед Борисом как на ладони. Ну что ж, это неизбежно произойдет, как только будет обнаружено тело старого маразматика.

— Товарищ Драгошани, — голос дежурного офицера прервал размышления Драгошани. — Я связался со штаб-квартирой пограничной службы безопасности в Берлине! Соединяю вас!

— Хорошо, — ответил он. — А пока я буду разговаривать, вам следует выполнить еще одно поручение. Я хочу, чтобы вы тщательно осмотрели особняк. Особенно подвалы. Мне кажется, там есть помещения, в которые никогда никто не входил. Я хочу, чтобы вы перевернули все вверх дном. Ищите бомбы, зажигательные устройства — словом, все, что может вызывать подозрения. Задействуйте как можно больше людей, в первую очередь экстрасенсов. Вы все поняли?

— Да, конечно, товарищ.

— Очень хорошо. А теперь соедините меня с этими чертовыми немцами.

* * *

Было пятнадцать минут четвертого утра. На Лейпцигском кладбище все застыло от поистине арктического холода.

Гарри Киф в отчаянии замер у подножия надгробного памятника Августа Фердинанда Мёбиуса. Шея и уши его были спрятаны в поднятом воротнике пальто, а в руках он держал давно опустевшую фляжку из-под кофе. Он тщетно пытался применить своей талант экстрасенса, свой “метафизический” дар к тесно связанным между собой свойствам видоизмененных пространства и времени и четырехмерной топологии. Интуитивно он чувствовал, что может подобно Мёбиусу, путешествовать во времени, но механика этого явления была так же недоступна для его, как любая неприступная горная вершина. Его инстинктивные или, быть может, интуитивные познания в математике и неевклидовой геометрии оказались недостаточными. Он чувствовал себя человеком, которому дали уравнение “Е=mс^2" и предложили решить его, произведя атомный взрыв, но при этом лишь мысленно! Каким образом можно превратить бестелесные числа теоретической математики в физические явления и тела. Недостаточно знать, что дом состоит из десяти тысяч кирпичей, — для того чтобы его построить, необходимо иметь эти кирпичи! Мёбиус был бестелесен и поэтому легко мог перемещаться в пространстве на самые далекие расстояния, но он, Гарри Киф, был человеком из плоти и крови и обладал тремя измерениями. Даже если представить, что он вдруг найдет способ телепортирования из одной гипотетической точки в другую, из некого А в некое В, физически не преодолевая расстояние между ними, что тогда? Куда ему телепортироваться и как узнать, где именно он находится в тот или иной момент? Это было бы равносильно тому, чтобы в доказательство существования земного притяжения броситься вниз со скалы!

Много дней он размышлял над этой проблемой, забыв обо всем остальном. Он ел, пил, спал — словом, делал лишь то, что было необходимо для поддержания жизни, но не более. И все же проблема по-прежнему оставалась нерешенной, пространство и время отказывались принимать нужные формы, уравнения представляли собой неразрешимые и непостижимые констатации, заполняющие замусоленные страницы его памяти и мышления. Сама по себе идея физического проникновения в рамки метафизического была великолепной, но как воплотить ее в жизнь?

— Вам необходим толчок, Гарри, — устало проговорил Мёбиус, наверное, в пятидесятый, если не более, раз возникая в мыслях Кифа. — Я думаю, это для вас единственный выход. В конце концов необходимость — мать изобретений. Вы знаете, что именно вам нужно, — и вы обладаете интуитивной способностью и навыками для достижения своей цели, — но у вас пока нет серьезных оснований и причин для воплощения вашего намерения. Единственное, что вам сейчас требуется, это сильный стимул, который побудит вас сделать последний и самый главный шаг.

В душе Гарри был полностью с ним согласен.

— Возможно, вы и правы, — сказал он, — я уверен, что непременно сумею сделать это. Просто все дело в том, что я еще... не попытался, наверное? Это все равно что бросить курить. Вы обязательно откажетесь от сигарет, но только тогда, когда будет слишком поздно, когда вы будете умирать от рака. Но я не хочу ждать так долго! Я обладаю достаточными теоретическими знаниями, математическим складом ума, соответствующими личными качествами, интуицией, но до сих пор у меня не было острой необходимости, толчка, если хотите, побуждающего стимула. Позвольте, я попробую объяснить вам, как это выглядит.

Я как будто сижу в ярко освещенной комнате, в которой есть окно и дверь. Я смотрю в окно и вижу, что за ним темнота. Она будет там всегда. Это не ночная тьма, но нечто более темное, что будет длиться вечно. Это космическая чернота, лежащая между мирами. Я знаю, где-то по-соседству есть другие комнаты, подобные этой. Но понятия не имею, в каком направлении следует двигаться. Если я выйду за дверь, я стану частью этой черноты, она окружит меня со всех сторон. И никогда больше я не смогу вернуться сюда или войти куда-либо еще. Дело даже не в том, что я не могу выйти, а в том, что я не хочу даже думать, что меня ждет снаружи. Факт сознания того, что это существует, равносилен возможности оказаться там. Я знаю, выход туда расширит мои возможности, но как именно и насколько — неизвестно. Я похож на цыпленка внутри скорлупы, я не испытываю желания разбивать ее, пока мне не придется это сделать.

— С кем это вы разговариваете, мистер Гарри Киф, — раздался вдруг голос, отнюдь не похожий на голос Мёбиуса, холодный, бесстрастный, но одновременно любопытный.

— Что? — Гарри недоуменно поднял глаза. Перед ним стояли двое, и он сразу догадался, кто они и откуда. Он узнал бы их, даже если бы не имел никакого представления ни о шпионаже, ни о взаимоотношениях Востока и Запада. От них веяло еще большим холодом, чем тот, который приносил несильный, но пронизывающий ветерок, круживший опавшие листья и обрывки бумаги по дорожкам между могильными камнями.

Один был очень высокий, а другой — коротышка, но одинаковые темно-серые пальто, надвинутые на лоб шляпы и очки в тонкой оправе создавали впечатление, что они близнецы. Они были близнецами с точки зрения внутренней сути, характеров и мелких амбиций. Нет, ошибиться было нельзя — это были люди в штатском, полицейские, возможно, из тайной полиции.