Книга Кровь Люцифера - Ребекка Кантрелл

— Я думал, что исполняю долг служения, когда совершал этот грех против тебя.

— Служения? Служения кому?

Рука, касавшаяся его шеи, безвольно упала, глаза закрылись, сознание в них угасало.

— Прости меня, сын мой, — произнес священник-стригой затихающим шепотом. — Ибо не ведал я, что творил.

Рун ждал еще чего-то, каких-то слов, которые придадут смысл этой невероятной ситуации.

— Он — символ лжи, — объяснил Лазарь. — Той лжи, что увлекла тебя с праведного пути служения на долгую дорогу неволи в рядах нашего ордена.

— Я не понимаю, — пробормотал Рун. — Что это за ложь?

— Тебе следует спросить Бернарда, — сказал Лазарь, взял Корцу за локоть и повел обратно ко входу в Святилище. Оказавшись у врат, он препроводил его наружу.

Рун помедлил на пороге, боясь покинуть тихое убежище и неожиданно потеряв всякое желание выведывать эти последние тайны. Но Лазарь преграждал ему обратный путь, не оставляя выбора.

— Постигни свое прошлое, сын мой, чтобы узнать свое будущее. Пойми, кто ты такой на самом деле. И потом сделай выбор — где тебе провести дальнейшую жизнь.

Рун пошел прочь. Он сам не знал, как его ноги нашли путь вверх по запутанным тоннелям и лестницам до базилики Святого Петра. Но пока Корца поднимался, в голове его выстраивалась картина той ночи, когда он был обращен: как сангвинисты нашли его прежде, чем он успел совершить грех, как его привели к Бернарду и как тот убедил его отринуть злую природу и вести жизнь сангвиниста.

Все указывало на Бернарда.

Слова Затворника снова и снова эхом звучали в памяти Руна:

«Я думал, что исполняю долг служения, когда совершал этот грех против тебя».

Он понял, что стояло за этими словами.

Бернард знал о ночных визитах Руна на могилу сестры. Он знал, что ночью тот будет под открытым небом, одинокий и уязвимый. Именно Бернард послал одного из членов ордена — замаскированного под стригоя — на кладбище, чтобы тот обратил Руна. После чего можно было завербовать новообращенного в орден, дабы заставить пророчество сбыться — так был создан Избранный, сангвинист, никогда не пробовавший человеческой крови. Из пророчества, насчитывавшего много столетий, Бернард знал, что лишь Избранный, состоящий в ордене, сможет найти утраченное Кровавое Евангелие.

И потому кардинал создал этого Избранного.

Вместе с растущим осознанием Рун ощущал жгучий гнев, полыхающий в нем, точно очистительный огонь. Бернард похитил его душу — а Корца с тех пор тысячи раз благодарил его за это.

«Всё мое существование было ложью».

Словно очнувшись от сна, Рун обнаружил, что шагает через Апостольский дворец к канцелярии Бернарда. Кардиналу было позволено, как и прежде, работать там в ожидании суда— за кровавый грех против Элизабет. Дойдя до дверей, Рун не стал стучаться. Он ворвался внутрь, как ураган.

Бернард поднял взгляд от стола, заваленного бумагами, на лице его читалось изумление. На нем была алая сутана, алые перчатки и прочие атрибуты, символизирующие его сан.

— Рун, что случилось?

Корца едва мог говорить, ярость душила его.

— Вы отдали приказ, из-за которого я лишился души!

Бернард встал.

— Что ты такое говоришь?— Вы послали монстра, который превратил меня в мерзость. Вы привели меня в объятия Элизабет и забрали ее душу. Моя жизнь, моя смерть — все это было подстроено вами, дабы повлиять на волю господа. Чтобы подчинить пророчество своей воле.

Рун смотрел, как Бернард тщательно подбирает слова, ища самый подходящий ответ на эти обвинения.

Наконец кардинал решил держаться истины.

— Тогда ты понимаешь, что я был прав.

— Прав? — Это слово, сорвавшееся с губ Руна, было исполнено горечи и боли.— Теперь, когда все пророчества исполнились, неужели ты хотел бы, чтобы все пошло иначе? Тебе ведома цена, которую заплатил бы мир, если б мы потерпели неудачу.

Рун дрожал от ярости. Бернард оторвал его от родных, обрек на вечную жажду крови, заставил поверить, что единственный оставшийся Руну путь — это служение Церкви, и превратил женщину, которую тот любил, из целительницы в убийцу.

И все ради того, чтобы спасти мир на условиях самого Бернарда. Чтобы исполнить пророчество, которое могло никогда не вступить в действие без его вмешательства. Чтобы держать всех сангвинистов в неведении относительно того, что у них есть выбор вне пределов церкви, вне пределов власти кардинала.

По мнению Бернарда, такой финал стоил любых жертв. Когда весь мир балансирует на лезвии, что значат страдания одного-единственного человека? Одной-единственной графини? Нескольких сотен сангвинистов?

Полный отвращения перед подобным предательством, Рун резко развернулся и покинул кабинет Бернарда. Кардинал крикнул ему вслед:

— Не действуй поспешно, сын мой!

Но это вряд ли можно было назвать поспешностью. Этому предательству исполнилось уже несколько столетий.

Рун выбежал в папские сады, чувствуя необходимость в свежем воздухе, в открытом небе над головой. Наступила ночь, воздух был холодным и прозрачным. Небо усеивали звезды, молодая луна уходила за горизонт.

Лазарь послал его на поверхность, чтобы он узнал истину и мог свободно выбрать свою судьбу — сделать то, в чем ему отказал Бернард. Отказал ему и всем остальным сангвинистам. Правда о Гуго де Пейне и стригоях-буддистах уже распространилась внутри ордена, и другие стояли перед тем же выбором, с которым Рун столкнулся сегодня — как и где провести вечность.

Он бежал все дальше в сады — пока его обоняния не коснулся знакомый запах.

К нему длинными прыжками мчался львенок, словно задержавшийся на земле кусочек лунного света, летящий над темной травой. За ним гналась рассерженная смотрительница.

— Вернись обратно, Навуходоносор!

Лев налетел на Руна, с силой врезавшись в его лодыжки, потом начал неистово тереться о его ноги. Завтра львенку предстояло отправиться в Кастель-Гандольфо, под присмотр брата Патрика. Но похоже, кое-кто решил, что за спасение жизни Томми львенку обязаны провести хотя бы финальную экскурсию по садам.

К Руну и льву подбежала Элизабет, одетая в черные джинсы, белые тенниски и алый свитер, поверх которого была наброшена легкая курточка. Волосы графини были распущены, локоны колыхались вокруг лица, словно листва под порывом ветра. Она никогда еще не казалась столь прекрасной.

Батори выругалась по-венгерски.

— Чертова тварь не желает слушаться.

— И все же ты дала ему имя, — заметил Рун. — Навуходоносор.

— Царь Вавилонский, — подтвердила Элизабет, откидывая волосы назад и словно подзадоривая Руна пошутить над нею. — На самом деле его предложила Эрин. Я решила, что этому льву такое имя вполне подойдет. И чтоб ты знал — когда я уеду, я заберу его с собой.