Книга Окончательная реальность - Вильгельм Зон

– Риск? – переспросил Сталин, и быстрая улыбка тронула его сухие беловатые губы. – Риск – категория постоянная, Молотов. Он существует как объективная реальность каждую минуту. Думаю, что риск был бы куда большим, не ударь мы Гитлера договором с Югославией по носу: это будет чувствительный дипломатический удар. Мы достаточно терпимы к его дипломатическим ударам – он не очень-то с нами церемонится. Главное, что надо выяснить, – война или демонстрация силы?

34

Разворачивая свою деятельность, Макс исходил из той ситуации, которая сложилась в Югославии. Его пугали настроения белградской толпы: «Лучше война, чем пакт!», «Долой Гитлера и его прислужников!», «С Советским Союзом – на вечные времена!». Провоцируя по приказу германского руководства сепаратистские амбиции загребской верхушки, он искренне надеялся, что чем наглее шумливые наскоки бойких газетчиков на Коминтерн и Кремль, чем грубее позиция Мачека, тем довольнее будет Гитлер и тем меньше шансов, что он станет торопиться с военными действиями.

«Не дай бог, коммунисты полезут из щелей, – думал Макс. – Вот это будет плохо и несвоевременно, потому что однозначно приблизит дату вторжения».

Макс был убежден, что после отказа Черчилля от мирных предложений Гитлера, нападение Германии на СССР – вопрос времени. Но зачем торопить события?! Зачем в такой пик истории лезть на Балканы, в пороховую бочку Европы? Макс не мог понять, почему Сталин решил двинуться в Румынию, захватив Буковину и Бессарабию. «Неужели ради румынской нефти? Да у нас своей полно. Какого дьявола нам там нужно? Зачем нервировать фюрера?» Да, Макс давно жил в Германии и гораздо лучше разбирался в мотивах немецкого, чем советского руководства.

«Балканы для Гитлера всегда были поводом для серьезной озабоченности. Нашим же все мало. Не удовлетворившись приобретением Бессарабии, продолжают лезть и в Болгарию, и вот теперь в Югославию, – Макс с ужасом подумал, что будет, если Сталину вожжа под хвост попадет и он решит заключить договор о мире и помощи с правительством Симовича. – Вот это выйдет номер. Вот тут Гитлер может психануть».

Макс принял холодный душ. Затем оделся, выпил стакан апельсинового сока и спустился в пустой ресторан.

Здесь ему думалось хорошо. Достав из кармана коробок спичек, он выкладывал на белой скатерти различные фигуры.

«Венгрия и Румыния тяготеют теперь к Германии. Греция – к Великобритании. Многое зависит от позиции Турции, контролирующей вход в Черное море. Соглашение 19 октября 1939-го сделало ее союзницей „Антанты“. Наши фактически одобрили это соглашение, вызвав резкое неудовольствие в Берлине. Зачем сначала идти к Гитлеру в союзники, а потом дразнить его, как в зоопарке? Опасно. Советское руководство ведет очень рискованную игру».

Макс видел, как Сталин заботится о том, чтобы сближение с Германией не привело к полному обрыву связей с Великобританией. «Он хочет оставаться „третьей силой“ в конфликте, – думал Макс, разглядывая принесенный официантом дрянной кофе. – Ну, еще недавно, возможно, в этом и был смысл, но теперь, после поражения англо-французской коалиции в Норвегии, а затем разгрома Франции, зачем дружить с проигравшим?»

Чем дальше Макс размышлял, тем яснее ему становилось главное: у Советского Союза есть только один шанс избежать войны с Гитлером в 1941 году – вступить в войну против Великобритании на стороне Германии. Причем вступить в конфликт под руководством Германии, в указанном Гитлером направлении, которое исключило бы возможность для Сталина когда-нибудь развернуть силы в тыл Гитлеру.

Макс встал из-за стола и подумал: «Самое трудное – понять, в чем состоит твой долг; выполнить его значительно легче».

35

Максу часто снился один и тот же сон: Шелленберг говорит кому-то, кто стоит к нему спиной: «Я хочу узнать все его связи, а уж потом будем брать. Пусть ему кажется, что я ничего не подозреваю, пусть считает, что водит меня за нос. Он же русский, он не может понять нашу логику». На самом деле Макс давно понимал немецкую логику лучше, чем свою собственную – русскую. Это позволяло ему действовать эффективно в тактическом плане. Но стратегически Макс начинал допускать ошибки.

В этот вечер он направил Шелленбергу шифровку:

«Бригаденфюрер! По сведениям, полученным мной из надежных источников в кругах русской эмиграции, имеют место постоянные русско-английские контакты, осуществляемые агентами НКВД из числа бывших белогвардейцев, с одной стороны, и сотрудниками британских специальных служб, с другой. Контакты эти направлены, очевидно, на зондирование возможностей координации совместных действий советских и британских разведок в целях противоборства Рейху на Балканском полуострове. Такие контакты представляются крайне опасными не столько в плане сиюминутной ситуации в Югославии, сколько в стратегическом контексте развития дальнейшего сотрудничества Сталина и Черчилля. Представляется целесообразным продолжение работы с русскими эмигрантами с целью внедрения через присутствующих среди них агентов НКВД информации, прямо или косвенно препятствующей доверительным отношениям между британцами и русскими».

«В качестве такой информации, – подумал Макс, – наилучшим образом смотрелись бы факты, свидетельствующие о связях Симовича с англичанами, а еще лучше – о его непримиримом антисоветизме. Узнай о таких фактах Сталин, ни о каком договоре о дружбе не будет и речи, а не будет договора – не будет и войны. Что же останется Черчиллю? – Макс улыбнулся. – Расхлебывать кашу самому. Ну а наши… пусть набираются сил пока, а там видно будет».

Эти мысли Макс, естественно, не мог включить в текст шифровки, адресуемой Шелленбергу, однако опытный разведчик не сомневался: все аргументировано четко, Шелленберг теперь сам сообразит, какие факты необходимо сфабриковать.

36

Шифровка Макса породила сложную цепную реакцию, результатом которой оказались события огромного значения. Вступали в силу законы аппаратной игры, которая на самом-то деле никакая не игра, а серьезная наука, отличающаяся только тем, что лишена права на эксперимент и, соответственно, ошибку.

Шифровка была немедленно доложена Шелленбергом Гейдриху. Тот за своей, естественно, подписью, без ссылок на Шелленберга, а уж тем более его сотрудника, переслал идею Риббентропу. Министр пришел в восторг и немедленно ознакомил с донесением Гесса. Гесс собирал по крупицам все материалы, связанные с русско-английскими отношениями. После бесед с Хаусхофером он окончательно понял, что евразийство ему не по плечу. Шифровка Макса усилила опасения Гесса, что Черчилль не просто так кобенится, удумав крепить союз с коммунистами, и надо бы поторопиться. Гесс попросил Гиммлера попристальней ознакомиться с проблемой и запросить возможно больше подробностей из Югославии. Гиммлер, занятый другими важными делами в Вевельсбурге, вызвал Шелленберга и поручил разобраться. Все! Круг замкнулся. Шелленберг уехал от Гиммлера довольный. Его план сработал. Теперь дело в шляпе: при любом раскладе – он в дамках.

Шелленберг сразу же отписал шифровку Максу:

«Дорогой Макс!

Можете приступать к осуществлению своего плана. Материалы на Симовича вышлю через пару дней.