Книга Место встречи изменить нельзя. Эра милосердия. Ощупью в полдень - Георгий Вайнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего, – упрямо сказал Стас, нажимая на кнопку звонка. – Мы этот шарик еще сложим…
Ставицкий оказался совсем не таким, как представлял себе Тихонов. Ничего в нем не было изнеженного и хлыщеватого. Высокий – вровень со Стасом – красивый парень открыл дверь, мельком глянул на удостоверение, спокойно сказал:
– Заходите. Я ждал вас.
– Это почему же?
– Было бы грубейшей ошибкой следствия не поговорить с человеком, который, быть может, лучше всех знал убитую.
Стаса неприятно царапнуло слово «убитая». Все-таки о любимом человеке!
– Вот я и решил этой ошибки не допускать.
Стас снял пальто, замешкался – вроде искал, куда повесить. На вешалке висело серое короткое пальто, на сундучке лежала черная замшевая куртка.
Стас простовато улыбнулся:
– Извините за нескромный вопрос: сколько стоила эта куртка?
Ставицкий удивленно взглянул на него:
– Семьсот двадцать форинтов. Я ее в Венгрии купил. А что?
– Мне вот такую же предлагают. Девяносто рублей хотят. Дорого, наверное?
– Это дело любительское. Охота пуще неволи…
– Да я вообще не знаю, пойдет ли она мне. Черный цвет – боюсь, что при моей фактуре на факельщика буду похож.
– А вы примерьте эту.
– Можно?
– Конечно.
Стас натянул куртку, посмотрел в зеркало. Теплая, с подстежкой, шерстяным воротничком. До середины бедер. Сказал:
– И зимой можно носить вместо пальто.
– Можно, – ответил Ставицкий. – Хотя я в ней обычно только в машине езжу.
Помолчал, подумал, потом сказал:
– Ну что, наверное, маскарад можно кончать? Куртка сидит неважно – оттопыривается пистолет в заднем кармане. А зачем вам надо было осмотреть мою куртку?
Стас быстро глянул ему в глаза, спокойно ответил:
– Куртку – не надо. Я хотел осмотреть себя в куртке. Мы же с вами одного роста. А насчет пистолета вы ошиблись. Это коробочка с мятными конфетами «Эвка». Угощайтесь!
– Вот и хорошо. Поставим все точки над i. Значит, подозреваете?
– Нет. Нет достаточных оснований. А вот серьезно поговорить – есть о чем.
Ставицкий сердито хмыкнул:
– Как же это вы для такой серьезной беседы пистолет не взяли?
Тихонов удобно уселся в кресло:
– А я его попусту с собой не ношу. Он же ведь, черт, тяжелый. Да и таскать его повсюду – потерять можно, голову потом за него снимут.
– Мне казалось, что вы без этого обязательного криминального атрибута никак не обойдетесь.
– Дело в том, что этот атрибут для меня такой же инструмент в работе, как для бухгалтера – счеты или для вас – коробочка с гримом. Вы же не берете ее с собой, отправляясь в магазин или в гости?
– А вы пришли, чтобы прицениться к моей куртке?
– Нет. Я пришел к вам в гости. Правда, в гости ходят по приглашению. Но специфика работы вынуждает меня пренебречь некоторыми условностями. Поэтому я решил лучше прийти в гости к вам, чем приглашать вас к себе. Так, мне кажется, лучше.
– Кому лучше?
– Вообще лучше, – сделал неопределенный жест рукой Стас.
– Видимо, вы полагаете, что допросы в неофициальной обстановке более эффективны?
– Я уже сказал, что это не допрос. А что касается эффективности – несомненно. Я вам напомню о причине и цели своего визита, – тихо сказал Стас, и голос его стал жестким. – Убита при непонятных обстоятельствах женщина, которую вы, по моим сведениям, любили, на которой собирались жениться и были ею не так давно отвергнуты. Во всяком случае, я мог рассчитывать на вашу всемерную помощь в розыске убийцы. Поэтому я пришел сюда. В этой, как вы говорите, неофициальной обстановке она бывала много раз, здесь еще должно быть эхо ее голоса, и вы должны это помнить и рассказать мне все, имеющее отношение к делу.
– Но вы же подозреваете меня. Это кощунство!
Стас посмотрел на него и сказал:
– Подозрения, уложенные в рамки уголовного закона, являются только следственными действиями. И все! Вы мне лучше расскажите, что вы делали в понедельник вечером.
Ставицкий походил по комнате:
– В театре я был свободен. Позвонил Тане в редакцию около пяти, может, в половине шестого, предложил встретиться, поговорить. Она куда-то торопилась, сказала, что ей надо с кем-то увидеться. Велела позвонить в среду. Я поехал к Генке Григорьеву…
– Кто это?
– Мой приятель, тоже актер. Его не оказалось дома. Там рядом с ним кинотеатр «Прогресс». Делать было нечего – зашел на семичасовой сеанс. Потом поехал в ресторан, поужинал и отправился домой спать. Вы удовлетворены?
– Почти. Вы откуда звонили Тане?
– Из дома.
– Через сколько вы вышли?
– Вскоре. Минут через тридцать, наверное.
– Где живет Григорьев?
– На Ломоносовском проспекте.
– Каким транспортом ехали к нему?
– Четвертым троллейбусом.
– Итак, складываем: пять тридцать – вы звонили Тане, плюс полчаса на сборы – шесть. Минут пятнадцать ходьбы до остановки четвертого троллейбуса плюс минут тридцать езды. Значит, без четверти семь вы были у Григорьева. Так?
– Так.
– Когда вы уходили из дома, кто-нибудь из соседей вас видел?
– Понятия не имею. Я как будто никого не встретил.
– Идемте дальше. Дома у Григорьева вас кто-нибудь видел?
– Нет, я же сказал, что его не было.
– А может, кто-либо из его родственников?
– Нет. Никто дверь не открыл.
– Ладно. Без пяти семь вы в кинотеатре. Какой демонстрировали фильм?
– Какая-то импортная белиберда.
– А точнее?
Видно было, что Ставицкий напрягся.
– «Вернись, Беата!»
– Прекрасно. Когда закончился фильм?
– Около девяти.
– Так это же короткий фильм. Что так долго?
– Журнал был длинный.
– Не помните, о чем?
– Новости науки и техники.
– Прямо из кино поехали ужинать?
– Нет. Была хорошая погода, снегопад, и я дошел до метро «Университет», а оттуда почти до моста через Москву-реку. Там сел в такси.
– В каком ресторане ужинали?
– Дома актеров. Приехал туда около десяти.
– Какой швейцар дежурил?
– Новый какой-то. Я его не знаю.