Книга Правила игры - Элизабет Зухер Мун

— Они были… женаты?

— Конечно. И очень любили друг друга, хотя, судя по тому, что рассказывала Хэйзел, я поняла, что вы не очень-то цените романтические чувства между мужчиной и женщиной.

— Обычно такие чувства ненадолго. — Прима как будто повторяла чьи-то слова. Она, не отрываясь, смотрела на экран. Нежные чувства между родителями были так же очевидны, как и их трепетное отношение к детям. — На эти чувства нельзя полагаться, если хочешь создать прочную семью.

— Только на чувства, конечно, нет. Но если в запасе есть еще честность и мужество, то можно попробовать.

Теперь на экране была Брэнди постарше, неуверенной ручкой она строила башни из кубиков. У Примы аж дыхание перехватило.

— Игрушки мальчиков…

— Мы ценим все дары, которыми Бог наделил ребенка, — ответила профессор Мейерсон. — Если Бог не предполагал, что она должна строить, зачем наделять ее такой тягой к строительству? Эту видеозапись видели ее бабушка и дедушка. Дедушка Брэнди всю жизнь работал инженером-строителем на Джилморе. Он очень обрадовался, что внучка пошла в него.

Девочка опрокинула башню из кубиков, улыбнулась прямо в объектив, встала и стала танцевать. Потом появилась ее мать со Стасси на руках, она привлекла Брэнди, обняла ее. Профессор Мейерсон увеличила звук.

— …Вот мы и решили взять их с собой. Капитан Лунд уверяет нас, что все будет в порядке, на борту будет еще двое детей примерно такого же возраста и двое подростков. На корабле есть специально оборудованная детская комната и игротека, много образовательных игр и программ, поэтому не волнуйтесь, что они отстанут в учебе. Никакой опасности, даже кое в чем менее опасно, чем на планете — никаких насекомых! — И женщина рассмеялась. — Никаких неожиданных перемен погоды. Знаю, знаю, вы очень любите смену времен года, но с девочками, вы же знаете, если они не простужаются зимой, то обязательно начинаются какие-нибудь аллергии летом.

Профессор Мейерсон выключила устройство.

— Запись была сделана прямо перед отлетом «Элайаса Мадеро», примерно за год до их гибели.

— На корабле что, была какая-то эпидемия?

— Нет. — Неужели она ничего не знает? Разве это возможно? Профессор посмотрела на Хэйзел, та покачала головой. — Их убили при нападении на корабль, мэм.

— Нет… это какая-то случайность. Митч не мог убивать женщин…

Они не собирались раскрывать ей глаза, они считали, что жены прекрасно знали, откуда им привозят чужеземных детей. Мейерсон молчала, она растерялась и не знала, как лучше все сказать. Прима совсем побледнела.

— Вы думаете, вы считаете, что наши мужчины убили родителей этих детей специально? Убили матерей? Поэтому вы решили на нас напасть?

— Они считали наших людей извращенцами, — ответила профессор Мейерсон. — Это осталось на записях.

— Я не верю! Вы лжете! У вас нет доказательств! — Она схватила профессора Мейерсон за руку. — Или есть? Ваше… устройство может показать и то, что было там?

— Внимание…— раздалось в наушниках, и Барин на секунду отвлекся от Примы. — Возможно, что-то такое готовится, в городе собираются какие-то люди. — На маленьком дисплее на шлеме появилась картинка-изображение. Человек в ярко-голубом халате или каком-то похожем одеянии что-то кричал горстке людей.

— Извините, мэм, — Барин снова повернулся к Приме. — Вы знаете, что это такое? — И он перевел изображение на большой экран считывающего устройства.

Прима взглянула на экран и сразу побледнела.

— Это пастор Уэллс…

— Пастор — это религиозный лидер, — пояснила профессор Мейерсон. — Потрясающе, посмотрите только на этот наряд…

— Это ряса, — поправила ее Прима.

— Нет, не ряса, — Мейерсон разговаривала с ней, словно с ребенком. — Рясы уже, обязательно черного цвета и с застежкой спереди. А это вариация на тему академических регалий, которые были в моде у одной ветви христиан…

— Профессор, я не думаю, что это сейчас так уж важно…

— Но смотрите, у этих мужчин в руках копии настоящих ножей Боуи, а вот это очень похоже на копию винтовки двадцать первого века…

— Профессор, нам надо забрать детей и уносить отсюда ноги, — напомнил Барин. — Мы ведь не хотим никаких конфронтации, мы хотим, чтобы все прошло мирно.

— Ну да, конечно. — Мейерсон даже покраснела. — Извините. Я всегда только читала об этих вещах в книгах, а тут увидела их на самом деле, так неожиданно. Жаль, что у меня мало времени…

— Как-нибудь в следующий раз, — сказал Барин. Он повернулся к Приме. — Пожалуйста, мэм, приведите детей.

— Пойдемте со мной. — Женщина все еще сердилась, но, видимо, то, что она увидела на экране, подтолкнуло ее к действию. — Я хочу, чтобы вы посмотрели, как они тут жили, как за ними присматривали, чтобы вы потом рассказали их родственникам… — Она провела их по коридору на женскую половину дома. Барин видел в окна прекрасный сад с множеством разноцветных цветов, в центре сада был фонтан, вдалеке стена, за ней другой сад.

— Это сад специально для детей, — прошептала Хэйзел. — Маленьким девочкам даже разрешалось здесь немного побегать. — Сейчас в саду никого не было. Когда Прима приоткрыла одну из дверей, по коридору разнесся запах свежеиспеченного хлеба. — Там кухня. А она ведет нас в спальни самых маленьких.

Еще один внутренний дворик, мощенный большими каменными плитами, в центре дворика большое раскидистое дерево. Прима повернула в сторону, провела их по узкому залу и завела в большую комнату. Здесь вдоль стен стояло около дюжины кроватей. На пяти из них спали дети.

— Вот здесь они и спали, — сказала Прима. — Сейчас послеобеденное время, и эти малышки спят. Пруденс и Сиринити уже большие, они не спят днем, они в рабочей комнате, шьют. — И она провела их дальше в комнату, где сидели две взрослые женщины и десять—двенадцать девочек от самых маленьких до таких, как Хэйзел. Все они склонились над шитьем. Когда вошли посторонние, только женщины подняли головы от работы.

— Все в порядке, Кварта, — сказала Прима, — у них есть семьи, настоящие семьи.

После этого подняли головы и девочки, они смущались и во все глаза смотрели на незнакомцев. Барин улыбнулся, он не хотел, чтобы его сочли за страшного чужеземца. Две девочки долго-долго смотрели на Хэйзел, потом одна из них тихо спросила:

— Пэйшенс?

— Да, — ответила Хэйзел. — Я вернулась. Ты помнишь своего дядю Степана?

Девочка кивнула, но лицо у нее оставалось торжественным и серьезным.

— Он хочет снова тебя увидеть, и твоя тетушка Джас тоже. Теперь мы сможем поехать домой, Брэнди.

Лицо девочки сразу стало радостным, она выронила из рук шитье, но тут же боязливо посмотрела на взрослых женщин.

— Ты можешь ехать с Пэйшенс… с Хэйзел, ну же, Пруденс.

Девочка подбежала к Хэйзел и обняла ее.