Книга Большая книга перемен - Алексей Слаповский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы говорили про два года.
– Да. Но – мало ли. Нет. В любое время.
– Ты считаешь, что выходишь замуж за идиота, у которого уже нет ни ума, ни силы воли?
– Неправда. Получишь свое, и сразу все вернется.
– Ты думаешь?
– Уверена.
– А было такое, что тебе Егор нравился? – вдруг спросил Павел.
– Егор?
– Ну да, мой сын?
– Немножко было. А чего это ты вдруг? Вы с ним об этом говорили?
– Да. Мимоходом.
– И что он сказал?
– Сказал, что ничего особенного не было.
– Это правильный ответ.
– А мама знает, что ты…
– Она примет все, что я сделаю.
– А остальные?
– Володя?
– В том числе.
– Его жалко немного, но он молодой, еще сто раз влюбится. И я, может, еще к нему вернусь.
– Даша, я понимаю, тебе нравится быть откровенной. Но можно об этом не говорить хотя бы?
– Извини. А ты счастлив?
– Да. Очень.
– Тогда ладно. Но венчаться не будем.
– Почему?
– Я некрещеная.
– Окрестим заодно.
– Зачем? И свадьбы тоже не надо бы.
– Я что, ворую? С какой стати тайком? Нет уж, пусть будет все по-человечески. Чтобы никто не думал, что я тебя не женой, а кем-то еще беру.
– Я не потому, что стесняюсь. Просто я свадьбы столько раз снимала, что меня тошнит. Жених и невеста выглядят всегда счастливыми дебилами. Обряд остался, а смысла в нем давно нет. Эта пьянь, крики, горько, сладко, кисло…
– Люди радуются, что такого?
Даша вспомнила, как о свадьбах говорит Володя: «Совместный прием пищи и распитие спиртных напитков по поводу начала совместной жизни двух людей. А похороны – совместный прием пищи и распитие спиртных напитков по поводу конца жизни одного человека. Разница небольшая».
Но продолжать тему не хотелось.
____ ____
__________
__________
____ ____
__________
____ ____
Некто протянет вам руку помощи.
Немчинов был рад, когда Иванчук и Сторожев позвали его. Задуманный роман ждал, но Илья не написал ни строчки. Боялся. Эту вещь надо сделать так, как не бывало, или вообще не браться. И первое слово может оказаться решающим. Будет оно не то – и все получится не то.
Он думал, что Коле нужна какая-то помощь в ремонте.
Но квартира оказалась почти доделанной, они, оказывается, позвали его для разговора. Рассказали о событиях последнего времени, о том, как Павел Витальевич помог, но не бескорыстно, Даша вбила себе в голову, что должна пожертвовать собой ради матери и выйти за него замуж. Но дело даже не в этом, хотя это тоже плохо само по себе, дело, конечно, в самой фигуре Костякова. Одно дело его лечить, сказал Сторожев, я обязан, как врач, или даже принимать от него помощь, когда такая беда («Вот именно!» – подтвердил Иванчук). В этих случаях не думаешь, кто он и что в жизни сделал. Но породниться с мерзавцем, с вчерашним если не бандитом, то крупномасштабным жуликом, да и сейчас делягой неправедным – совсем другое. Даша чушь говорит – что сходит замуж, попытка не пытка, она не понимает, чем все это может кончиться. Просто так за Костякова-старшего сходить нельзя. Для его бывшей покойной жены Ирины все кончилось известно чем. Авария произошла при загадочных обстоятельствах – будто подстроенная. А смерть брата? А недавняя смерть Миши Кулькина? И самое интересное, что все эти годы, пока Костяковы орудуют в Сарынске, ни о них, ни об их приближенных не было в газетах ни одной серьезной статьи. Намеки, полунамеки, бездоказательные наезды в пору демократии, бурчания, брюзжания, но показать их истинное лицо, и в первую очередь лицо Костякова-старшего никто не осмелился. Описания конкретных фактов с доказательствами – не было.
Илья слушал с интересом – он все теперь воспринимал как материал для будущей книги. Недавно, например, по просьбе жены перебирал свои старые вещи – Люся попросила, опасаясь выкинуть то, что он считает ценным, – наткнулся на пальто десятилетней давности (именно столько лет он его уже не носил), вынул его из шкафа, приподнял, встряхнул, оглядывая, и вдруг само мысленно произнеслось определение: «длинное бесформенное пальто с поясом, похожее на больничный халат». То есть он уже и вещи начал оценивать с точки зрения, годны ли они для метафоры, для текста. И, будучи благодарен старому пальто за подарок, повесил его обратно.
Коля и Валера говорили вперебой, наконец полностью высказались.
– Да, история нехорошая, – согласился Илья.
– Ты можешь помочь, – сказал Валера. – Ты книгу начал писать о Костяковых, наверняка что-то уже знаешь.
– Я отказался. Материалы передали Дубкову. И это будет не книга, а фотоальбом.
– Так я и думал! – воскликнул Валера. – Испугались, передумали!
– Да. Но аванс оставили, а я его почти потратил. Расходы всякие были, телефон, кстати, пришлось новый купить вместо утопленного. Короче, деньги надо бы вернуть.
– Поможем, вернешь. А вот грохнуть статью на всю полосу в газету, чтобы город ахнул, это ты сможешь. Под псевдонимом, например. Или, если хочешь, мы с Колей подпишемся. Мы готовы.
Коля кивнул.
– Нереально, – сказал Немчинов. – Во-первых, я в отпуске. Но это ладно, написать не помешает. А дальше что? Редактор ни за что это не пропустит. Хотя, минутку, он ведь тоже в отпуск собирался. Значит, Шишлеева и Саша Рубкин сидят выпускающими редакторами – поочередно. И, если я вернусь досрочно, Саша будет только рад уступить мне дежурство. И я тогда могу напечатать все, что захочу.
– Вот! – сказал Сторожев. – Приятно говорить с умным человеком, сам все сообразил.
– А что я напишу? Я уже пробовал кое с кем говорить – боятся или не хотят.
– Об этом я тоже подумал, – сказал Сторожев. – Что-то у тебя все-таки имеется, а чем-то тебе другие помогут.
– Кто?
– Есть такой бывший гэбист, – припомнил Коля, – я с ним пересекался. У него репутация человека, который все знает. Поперечный, кажется, фамилия.
– Продольнов. Но он же сумасшедший! – сказал Илья. – Заваливает до сих пор все редакции письмами с разоблачениями. И внизу указывает: гонорары присылать в почтовое отделение такое-то до востребования.
– И все в этих письмах неправда?
– А я откуда знаю? Нет, кое-что проскальзывало. Но мы ему даже не отвечали: по закону, с человеком, состоящем на учете в психоневрологическом диспансере, имеем право не вступать в переписку.
