Книга Живи и радуйся - Лев Трутнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Во дает Алексаха! – выкрикнул кто-то из молодежи. – Куда цыгану до него!
Из тех же дверей за сценой высыпали цыгане: двое мужиков и три женщины – стали подергивать плечами, покачиваться.
– Чтой-то он чешет? – снова голоса. – Не цыганочка это. Ишь, как с пятки на пятку да с носка на носок отбивает. Я такого еще нигде не видел, хотя в трех странах повоевал.
– Деревня. Степ это называется, а в твоих Германиях только и знают, что кружиться или прыгать по-козлиному…
Алешка вмиг остановился и поднял руку, не ожидая хлопков в ладоши.
– А теперь сдвигаем скамейки по стенам – и танцы!
И Федюха заиграл вальс.
– Всё, сваливаем! – дернул меня за рукав Паша. – А то вон учителя в том углу зашевелились.
Мельком я увидел Настю, свою сердечную боль. Белое её лицо горело румянцем во все щеки, глаза блестели неподдельной радостью. «Так вот где собака зарыта! – понял я нежданный азарт Красова. – Завлекалочку сыграл! А как же Груня?..» Но раздумывать было некогда и мы юркнули в морозную ночь.
* * *
На другой или третий день я поехал в леса проверять ловушки, и едва завернул за первые колки, как увидел человека, идущего на лыжах почти в том же направлении, что и я. «Кто бы это мог быть? – метнулись не очень отрадные мысли. Раньше ни у кого лыж не было – я единственный ходил по лесам на своих самоделках. – Снова какой-то конкурент? Не прохлаждаться же он прет по такому рыхлому снегу…»
Лыжник двигался несколько под углом к моему направлению, и вскоре я узнал в нем Алешку Красова. На душе потеплело: «Этот-то не полезет на чужое и мешать не будет». И вот он – рядом.
– А я прошлый раз гляжу, чья-то старая лыжня снежком присыпана, – начал Алешка, поздоровавшись, – и сразу понял, что это твоя. Промышляешь?
– Есть маленько, – поскромничал я.
– Я вот тоже решил лисиц половить – их Степин неплохо отоваривает, а в доме то одно, то другое в нехватке и заработок сейчас в кузнице почти никакой.
Глядел я на него с глубоким уважением, если не вожделением, и вспоминал недавнюю пляску в клубе.
– Мне за всю зиму всего две лисы удалось поймать, – тянул я разговор совсем не о том, о чем думалось, – хитрющие. Их не так просто обмануть.
– Ты как их ловишь? – Алешка шел рядом, хотя проще было тянуть лыжи сзади. Из-за большего веса, чем у меня, он проваливался глубже.
– А вон сороку подстрелю – ощипываю, опаливаю и на приманку.
– Лисицу на приманку не больно притянешь. Я на их частых проходах, прямо на след, капканы ставлю – верное дело, если все аккуратно оформить. Я и тебя научу этому. Меня, в твои годы, еще заозерный охотник по капканам натаскивал. Был у него как-то в райцентре – старенький стал, еле двигается…
Слушал я его и радовался, что попал к такому доброму человеку в напарники, но иное любопытство горело в душе, и я вдруг ляпнул:
– А что это за пляска, которую ты в клубе выдал? И где ты ей научился?
Красов как-то смущенно улыбнулся и помедлил немного.
– Мы с Антохой Михалевым, по случаю его дня рождения, самогонкой побаловались – вот и понесло меня не в ту степь.
– Степь или степ? – не понял я его.
Алешка рассмеялся.
– Понесло в степь, так говорят, а танец – степ, или чечетка. Был у нас, в разведроте, один парень, москвич, из какого-то кордебалета – он и учил желающих степу на отдыхе, после походов в тыл, за языком. Вот я и натоптался в той учебе. – Красов примолк. Лицо его помрачнело. – Жалко Олега – осколками его прошило, когда нас минами на нейтралке накрыли…
Светился день. Дремали в безветрии леса, а мне представилась темная ночь, всполохи взрывов, лучи прожекторов, и несколько человек в маскхалатах, ползущих в густой траве, и вспомнилось, как я когда-то ползком подкрадывался к журавлям, изнемогая от потери сил, но то был день и мирная тишина, а каково ползти под пулями и ночью.
6
Минуло еще почти два года. Я окончил седьмой класс и настраивался на учебу в райцентре. Десять лет, прожитые в деревне, научили меня выполнять не только различную работу, благодаря чему я вполне мог вести самостоятельную жизнь без посторонней помощи, но и зарядили многими знаниями из глубинок народной мудрости, укрепили духовно и физически. В то же время, общаясь лицом к «лицу» с природой, я узнал такие её сокровенные тайны, какие не почерпнуть ни в каких учебниках и книгах, да и при иной жизни.
От автора
В Библии писано: «…тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и не многие находят их». Исток того пути – детство и отрочество, юность. Именно в те годы человек формируется как личность, как равноправный член общества, как гражданин. Тогда же и определяется его жизненная стезя. Пусть туманно, в сомнениях и разбегах по иным сторонам, но узнаваемо. В народе эту вероятную предсказуемость называют судьбой. Хотя о превратностях судьбы философы спорят веками и конца этому спору не видно. Не втягиваясь глубоко в этот спор, полагаю, что и судьба влияет на человека, и человек на судьбу. По крайней мере, у него всегда есть выбор подвижек по жизни. А выбор тот зависит от духовных и наследственных качеств индивидуума, его жизненного опыта, приобретенного в общении с людьми.
Правильно или неправильно впитал я в себя всё, что виделось и пережилось за нелегкие годы войны и в послевоенное время, судить не мне. Так или иначе, но глухая деревня научила меня движению по жизни, отношению к людям, благодаря чему я, через огромные сложности и перипетии, смог найти в себе силы подняться в духовности до высоты заметного интеллекта, признания общества, ненадуманного патриотизма, к Богу.
Путь этого становления и выписался в предлагаемом повествовании хотя и не полностью, но вполне объемно и узнаваемо. Что из этого получилось – судить читателям.
В то селенье, где шли молодые года,
Где я счастья и радости в юности ждал,
Я теперь не вернусь…
1
Никто из моих одноклассников не собирался продолжать сидение за партой. Тому было много причин: кто-то учился слишком слабо и не рассчитывал одолеть более сложные предметы, кто-то страдал из-за нехватки одежды и обуви, а кто-то решил зарабатывать себе на хлеб самостоятельным трудом. За войну и первую послевоенную пятилетку, когда из скудных сельских амбаров и сараев выгребалось почти всё, люди обнищали до крайности. К тому же у многих ребят отцов и братьев унес фронт: ни тебе опоры – ни тебе трудовой поддержки. Живи – как можешь. Вот и подались мои сверстники кто в город на заводское или фабричное обучение, а кому-то повезло и с училищем или даже с техникумом.
