Книга Симон Визенталь. Жизнь и легенды - Том Сегев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хайер тоже был доволен: кампания рассылки открыток с призывом отменить закон о сроке давности за преступления нацистов сделала его Центр одним из важных игроков на арене отстаивания еврейских интересов. Он возил Визенталя с одного благотворительного мероприятия на другое (один раз даже на роскошном самолете «Конкорд») и выбивал для него все новые и новые награды. Около двадцати колледжей и университетов присвоили Визенталю почетную докторскую степень; президент Картер вручил ему «Золотую медаль конгресса», а президент Клинтон наградил его «Медалью Свободы».
В то время Хайер Визенталю еще нравился, и он нашел в нем внимательного слушателя для своих анекдотов (хотя сам Хайер считал, что ему как раввину слушать их не подобало). Одним из анекдотов был такой. Три приехавших в Америку еврея – Берл, Церл и Шмерл – решают изменить свои имена и обращаются с этой просьбой к американскому чиновнику. «Вас, Берл, – говорит чиновник, – будут звать Бок. Вас, Церл, будут звать Цок. А ваше имя, Шмерл, будет…» – «Не надо, – прерывает его Шмерл. – Лучше я поеду домой»[15]. Визенталь рассказывал этот анекдот Хайеру раз пятьдесят и каждый раз покатывался со смеху. Он доверял Хайеру настолько, что даже ответил согласием на его просьбу выдать ему чистые бланки с собственной подписью, чтобы лос-анджелесский Центр мог рассылать от его имени письма друзьям и донорам.
Перед торжественным открытием Центра Хайер сообщил Визенталю номер телефона Элизабет Тейлор и попросил пригласить ее на церемонию. Привлек он к сотрудничеству с Центром и целый ряд других киноактеров, в частности Джейн Фонду и Дастина Хофмана.
В 1982 году Хайер – вместе с Арнольдом Шварцманом – получил премию «Оскар» за документальный фильм «Геноцид». Позднее Хайер участвовал в переговорах, приведших к постановке биографического фильма о Визентале «Убийцы среди нас».
Недовольный игрой Лоуренса Оливье в фильме «Мальчики из Бразилии», Визенталь решил, что на этот раз должен лично участвовать в выборе актера, который будет его играть. Кандидатуру Кирка Дугласа он отверг, Пол Ньюмен был занят, но Бен Кингсли к тому времени уже удостоился «Оскара» за роль Ганди, и Визенталю это польстило. За право экранизации книги он получил около трехсот пятидесяти тысяч долларов и конечным результатом остался очень доволен. Среди продюсеров фильма числился Эбби Манн, один из первых американских офицеров, с которыми Визенталь познакомился после освобождения из Маутхаузена.
Фильм сделал Визенталя еще более знаменитым. На улицах Нью-Йорка его часто узнавали, останавливали, взволнованно пожимали руку и иногда просили автограф. На одном из своих концертов комик Джеки Мейсон, увидев в зале Визенталя, прервал выступление и сказал публике, что для него присутствие Визенталя – большая честь, а Фрэнк Синатра спел в честь Визенталя свою знаменитую песню «My Way».
Специалист по «антропологии Лос-Анджелеса», Хайер считал, что Визенталь очаровал звезд Голливуда не только потому, что Холокост вошел в моду, но и потому, что в его личности было нечто такое, чего не хватало им самим. Все, что их окружало, было искусственным, фальшивым, коммерциализованным и временным, а этот переживший Холокост престарелый венский еврей, с его немецким английским, олицетворял собой подлинность: подлинный идеализм, подлинную смелость и подлинную человечность.
Отношение к Визенталю в США повлияло и на другие страны мира: в Европе и Израиле его тоже стали осыпать наградами и почестями, а в Австрии к юбилею освобождения Маутхаузена были выпущены конверты с лагерными рисунками Визенталя, что его очень порадовало.
Время от времени он получал из Лос-Анджелеса отчеты о положении дел в Центре и о его общественной деятельности (в частности, о первых попытках добиться суда над нацистскими преступниками, нашедшими убежище в Америке), и Купер заверял его, что от деятельности Центра его имидж только выиграет. «Мы, – писал он, – с волнением ожидаем ваших замечаний и предложений». Визенталь же, в свою очередь, всячески Центр поддерживал и, когда сам факт его создания вызвал критику, выступил в его защиту. «Еврейские организации, – писал он, – часто ведут себя как пожарные: когда начинается пожар, они приезжают его тушить. Однако когда кто-то пытается пожар предотвратить, это вызывает противодействие».
Всего через пять лет после начала работы над своим проектом Хайер имел уже полное право гордиться тем, что в лос-анджелесском Центре был самый большой в Америке музей Холокоста. Он установил контакт со 150 000 школьников, транслировал по радио еженедельную передачу, которую слушали 600 000 человек, и создал фильм, который посмотрели миллионы.
Центр Визенталя в Лос-Анджелесе был создан как альтеранатива Музею Холокоста в Вашингтоне, и сам факт его создания явился одним из проявлений конкуренции еврейских общин западного и восточного побережий США. «Пока в Вашингтоне вот уже пять лет ведутся разговоры о создании Центра Холокоста, – писал Хайер, – мы его уже создали». Однако к тому времени отношения между ним и Визенталем уже испортились.
Первые жалобы Визенталя были вызваны мелочами. Почему, спрашивал он, ему не пересылают письма, адресованные ему лично, и почему он не получает всех публикаций Центра? Хайеру пришлось его успокаивать. Но затем стали возникать проблемы финансового порядка. Например, однажды посол США в Вене, Мильтон Вольф, пожертвовал лос-анджелесскому Центру пять тысяч долларов, но Визенталь потребовал, чтобы тысяча долларов из этой суммы была перечислена Центру в Вене. Подобные инциденты имели место не раз. В марте 1981 года Визенталь написал Хайеру, что количество пожертвований, которые он получает, значительно снизилось: с начала года поступило только 40 чеков и общая сумма пожертвований была небольшой – а между тем люди с гордостью рассказывали ему, что послали пожертвования в Лос-Анджелес, и он, естественно, не мог сказать им, что лучше бы они послали эти деньги в Вену. Нью-йоркский фонд тоже оказался в тяжелом положении, поскольку положил шестьдесят тысяч долларов на закрытый счет, чтобы можно было в течение 24-х часов вручить награду тому, кто сообщит информацию о Менгеле. «Пожалуйста, вспомни обо мне в следующий раз, как я приеду в Лос-Анджелес, что мы должны обсудить этот факт», – писал Визенталь Хайеру на своем специфическом английском.
Хайер, создавший к тому времени хорошо отлаженный механизм сбора пожертвований, решил проблему без труда: начиная с 1984 года Визенталь каждый месяц получал пять тысяч долларов, а с 1994 года – семь с половиной тысяч. Деньги проходили по статье «расходы на исследования». Такого высокого постоянного дохода у Визенталя никогда не было, и он был доволен.
В рамках многомиллионного бюджета лос-анджелесского Центра деньги, выделявшиеся Визенталю, являлись очень мелкой статьей расхода: зарплаты Хайера и нескольких членов его семьи были выше в десять раз, – но разочарование Визенталя было связано не с деньгами. Его злило, что с ним не советовались.
По некоторым письмам, посланным Визенталем в Лос-Анджелес, видно, что у него были с Хайером в том числе разногласия принципиального характера, однако в большинстве случаев он попросту обижался на то, что Хайер и его люди не слушались его указаний. Хайер лос-анджелесский Центр создал и управлял им так, как считал нужным; Визенталь же узнавал о его деятельности из газет.