Книга Симон Визенталь. Жизнь и легенды - Том Сегев

Канадский миллиардер Самуэль Бельцберг, благодарный Хайеру за то, что в Ванкувере тот сумел завлечь его сына Марка в свою синагогу, дал Хайеру полмиллиона долларов, а другие полмиллиона он получил от еще одного богача, Йозефа Тененнбаума, пережившего Холокост лично. Эти деньги Хайер вложил в здание, принадлежавшее Университету Иешива (который разрешил ему использовать свое имя), а также построил еврейскую среднюю школу, названную в честь Менахема Бегина. Престиж, статус и известность Визенталя (в том числе, и кинематографическая) могли поспособствовать успеху этого проекта, и Хайер отправился в Вену.

Визенталь, которому было уже под семьдесят, забыл, что Хайер приезжал к нему десятью годами ранее. «Видимо, – скажет Хайер впоследствии, – я не произвел на него впечатления». Но Хайер знал, кого взять с собой, чтобы произвести на Визенталя более сильное впечатление. Вместе с ним приехал американский миллиардер, еврей, уроженец Франции Рональд А. Арналь. Во время войны Арналь прятался в монастыре, а после войны основал в США ипотечную фирму «Америквест».

Проект Хайера очень воодушевил Визенталя. Он наивно полагал, что центр, носящий его имя, будет действовать в соответствии с его указаниями, и сразу же подключил его к борьбе за отмену в ФРГ закона о сроке давности.

Эта была тема, с которой он был хорошо знаком еще с тех пор, как сумел добиться увеличения срока давности за убийство на пять лет. В 1969 году в ФРГ было решено увеличить срок давности за убийство до тридцати лет, а в 1978 году было выдвинуто требование отменить срок давности полностью. Отчасти это произошло под влиянием суда над преступниками Майданека и показа сериала «Холокост», который, по оценкам специалистов, посмотрели четырнадцать миллионов немцев. Тем не менее требовалось также давление из-за границы, и Визенталь задействовал свои связи в Америке.

Нью-йоркский Центр документации заказал несколько сотен тысяч почтовых открыток, которые предполагалось послать канцлеру ФРГ Гельмуту Шмидту. На них был изображен немецкий солдат, стреляющий в женщину с ребенком на руках, а на обороте имелась надпись по-немецки, английски и французски: «Такое не должно иметь срока давности». Визенталь попросил Хайера включиться в эту кампанию, и тот (как и раввин Авраам Купер, тоже работавший над созданием центра в Лос-Анджелесе) пришел в восторг: это было именно то, что требовалось для привлечения внимания к его проекту.

Хайер был младше Визенталя на 30 лет, а Купер – на 40, и поначалу отношения между ними напоминали отношения между начальником и подчиненными: в первых своих письмах Визенталь отдавал приказы (во всяком случае, ему тогда так казалось), а раввины из Лос-Анджелеса, со своей стороны, обращались с ним, как с редким цветком, и относились к нему с таким пиететом, с каким умеют относиться только в Америке.

Его письма были очень деловитыми. Пожалуйста, свяжитесь с адвокатом Розеном, чтобы получить от него матрицу и напечатать с нее открытку; вот его адрес в Нью-Йорке и номер телефона. Позаботьтесь о том, чтобы каждый из членов конгресса получил по открытке для канцлера Шмидта. Проследите за тем, чтобы каждый сенатор свою открытку подписал. Я нахожусь в пути, номер рейса такой-то, после обеда хочу отдохнуть. Не надо назначать мне интервью с журналистами, так как это может сорвать пресс-конференцию, которую я хочу созвать. Вот заявление, которое я хочу сделать для журналистов; надо напечатать его на бланке Центра. Не забудьте привезти открытки, чтобы раздать их журналистам. Позаботьтесь о том, чтобы в каждом университете, где я буду выступать, можно было получить открытки.

Раввину Куперу Визенталь написал, что в письме, отправленном им президенту Картеру, неправильно написано имя председателя Верховного суда ФРГ, и попросил эту ошибку исправить. Также он велел раввину «завалить» канцелярию Шмидта пятьюстами тысячами открыток и – как бы желая побудить своего помощника работать более энергично – посвятил его в маленькую тайну: «Я получил неофициальную информацию, что ФРГ начала постепенно свою позицию [по вопросу отмены срока давности] менять». Однако уже через неделю он пожаловался, что кампания идет плохо: в ответ на запросы журналистов канцелярия Шмидта в Бонне сообщила, что получила только пять тысяч четыреста открыток. По-видимому, предположил Визенталь, люди, вместо того чтобы посылать открытки в ФРГ, оставляют их в качестве сувениров себе, и велел немедленно этим заняться.

Кампания с посылкой открыток была лишь одной из сфер деятельности Визенталя. Сотрудничество с лос-анджелесским Центром давало ему ощущение, что он стоит во главе хорошо скоординированной всемирной организации, и он регулярно информировал своих новых партнеров о том, чем занимался. «Я езжу туда-сюда по всей Европе больше, чем мне бы этого хотелось», – писал он одному из сотрудников Центра Эфраиму Зуроффу, а Хайеру, в свою очередь, сообщил, что королева Нидерландов наградила его орденом, и добавил: «Возможно, это пригодится тебе для рекламы Центра».

Премьер-министр Израиля Бегин тоже получил от него подробный отчет о ходе кампании за отмену срока давности, где рассказывалось о мероприятиях, проведенных в Лондоне, Брюсселе и Париже. Визенталь сообщал, что сын Уинстона Черчилля дал согласие на его просьбу возглавить демонстрацию, что губернатор Калифорнии – и возможный кандидат в президенты США – Джерри Браун тоже включился в кампанию и что в ФРГ он встретился с рядом членов бундестага и договорился о встрече с главой Баварии Францем Йозефом Штраусом. «Мой дорогой друг, – ответил ему Бегин по-английски, – да будут вовеки благословенны ваши труды во имя достижения исторической справедливости для нашего народа».

Лидер правой партии и немецкий националист, Штраус выступал против отмены срока давности за преступления нацистов, и встреча с ним была большим достижением Визенталя. Он придавал ей важное значение. Однако Хайера, приехавшего в это время в ФРГ в качестве главы делегации евреев Лос-Анджелеса, он с собой на встречу не взял. Хайер обиделся, но Визенталь поставил его на место, написав, что «такие дела лучше улаживать в тайне, а не в присутствии большой делегации», поскольку каждый из членов делегации обязательно захочет что-нибудь сказать. При этом о самой встрече он рассказал очень мало и только намекнул (безо всяких на то оснований), что сумел заставить Штрауса изменить свою позицию. Тем не менее Хайер эту обиду проглотил, и Купер прислал Визенталю подробный отчет о встрече их делегации с канцлером Шмидтом. (Сам Визенталь на эту встречу не пошел, как если бы прийти к Шмидту с еврейской делегацией Лос-Анджелеса было ниже его достоинства.) «Канцлер на кампанию с посылкой открыток очень зол», – сообщал Купер с какой-то детской радостью и, пользуясь случаем, спрашивал Визенталя, собирается ли тот обратиться к Папе Римскому и должен ли лос-анджелесский Центр к этому готовиться.

Активную кампанию за отмену срока давности вел также израильский посол в ФРГ, а в Израиле этим занимался Тувья Фридман, делавший все возможное, чтобы расшевелить общественность, и добившийся, в частности, обсуждения этого вопроса на специальном заседании кнессета.

В июле 1979 года бундестаг принял решение срок давности отменить. Визенталь был счастлив.

В тот период ему казалось, что он сможет решить и еще одну проблему. Он написал Бегину, что его контакты с политическими кругами ФРГ и Швеции дают ему основания полагать, что можно организовать международный обмен шпионами, в рамках которого Советский Союз освободит из заключения еврейского борца за права человека Анатолия Щаранского. На самом деле таких оснований не было, но сам этот факт свидетельствует о том, в каком настроении тогда пребывал Визенталь: никогда еще он не чувствовал себя настолько полезным и обожаемым. «Ни в детстве, ни став взрослой, я никого не воспринимала как героя… Но теперь это больше не так… Вы меня покорили», – писала Визенталю одна из сотрудниц секретариата лос-анджелесского Центра.