Книга Да будем мы прощены - Э. М. Хомс

– Чем я могу помочь, чтобы исправить положение?

– Надо составить план, – говорит он.

– Телефон установлен на автоплатеж, я могу его отключить. Буду рад это сделать прямо сейчас, пока мы разговариваем.

– Ничего не делай! Не надо вызывать подозрений. Я свяжусь с кем надо, потом тебе перезвоню. А пока что: первое движение без моего ведома и согласия, – и ты за решеткой. Да! Придумай что-нибудь, что Джорджу хотелось бы иметь и что с «Амазона» не получишь.

Уолтер перезванивает через несколько дней.

– Я поговорил с заинтересованными ведомствами: БАО, ФБР, секретная служба, национальная гвардия. Мы тебя используем как наживку, чтобы выудить этого израильтянина.

– Я в вашем распоряжении.

– А куда ты денешься! Напиши Джорджу по адресу, который получил от Джейсона…

– Вы знаете про Джейсона?

– Он хороший мальчик, – отвечает Уолтер.

– Он участвует?

– У нас разные ресурсы задействованы.

– Вы вскрывали мою почту?

– Первым делом, – говорит Уолтер. – Джорджу скажи, что приедешь вечером в пятницу получить его подпись на каком-нибудь документе.

– Но я в пятницу не один – ко мне на уик-энд Рикардо приедет.

Уолтер Пенни будто и не слышит.

– Скажи Джорджу, – продолжает он, – что можешь приехать от шести вечера в пятницу и до шести в субботу.

Я так и делаю. Джордж отвечает, что согласен в любое время до заката в пятницу или после заката в субботу. Я звоню Уолтеру.

– Блин! – говорит Уолтер. – Это я и подозревал. Твой брат ударился в иудаизм. Они с Ленни соблюдают субботу – это мы и видели по вечерам в пятницу. Федералы не поняли – говорили, что они зажигают какие-то «сигнальные огни», а потом сидят и дремлют – будто ждут чего-то. Не доперли федералы.

– Джерсийский торговец подержанными машинами подсадил Джорджа на религию?

– Когда человек предоставлен сам себе, он способен на странные поступки. – У него звонит телефон. – Кто-то из больших мальчиков. Ничего не делай, пока я не позвоню.

Тем временем в ящике входящих появляется еще письмо от Джорджа:

«Когда приедешь, привези мои шелковые трусы – в шкафу наверху слева. И кухонную утварь – кастрюли, сковородки, лопатку, половник. И можно еще мамин старый подсвечник, не серебряный, а тот, стеклянный».

Чуть позже снова звонит телефон:

– Так какой там может быть подарок – такой, который ты можешь привезти, а ему не получить с «Амазона»?

– Шоколадное печенье тети Лилиан.

Я опускаю два момента: 1) у меня в распоряжении нет ее печенья; 2) рецепта, чтобы его воссоздать, тоже нет.

– Тут как на фронтире: твой брат и этот тип Ленни держат магазин. Плохие парни приносят им убитую утку – и получают шоколадный батончик. С помощью коробок с «Амазона» они себе построили что-то вроде форта в форте, в данный момент для нашей камеры непроницаемый. Похоже, они кирпичи слепили из речного ила.

– Навоза, – уточняю я. – Навоза и соломы.

– Дерьма и соломы? – переспрашивает Пенни.

– Да.

Печенье тети Лилиан. Я даю себе секретное задание – воспроизвести его и жестянку, в которой оно лежит. Съездив в ближайший магазин и купив там жестянку датского печенья, возвращаюсь домой, играю жестянкой в футбол, гуляя с Тесси, пропускаю ее через посудомойку, кручу как следует в сушильной машине с пачкой полотенец на максимуме температуры, – в общем, издеваюсь как могу, чтобы быстро добиться патины, которая иначе нарастала бы годами. Потом покупаю шоколадные полуфабрикаты, половинки грецких орехов, коричневый сахар, белый сахар, ваниль, масло, муку, соль и питьевую соду и не забываю очень важную столовую ложку теплой воды, о которой мне говорила Эшли. Вскоре я уже переворачиваю хоккейные шайбочки шоколада «толл хаус», размером, цветом и комковатой формой совпадающие со знаменитым печеньем Лилиан. Каждый день их остается все меньше и меньше – я ничего не говорю предположительным виновникам, кроме того, что веду счет и точно знаю, сколько штук должно быть. И предлагаю им два за одно из «дефектной» партии, которая на самом деле куда лучше.

Потом, выяснив все подробности, я звоню тетке Рикардо и говорю, что мне нужно задержаться в городе допоздна по работе, и не могла бы она приехать присмотреть за детьми.

– Конечно, – говорит она.

И тут начинается настоящее безумие. Потом я еще буду гадать, произошло все это на самом деле или мне приснилось.

Еду в указанное место, находящееся в часах пути от дома. Там меня встречает машина без маркировки и отвозит к заброшенному аэродрому, освещенному, как на съемках фильма. На грунтовой взлетной полосе стоит маленький частный самолет и два военных вертолета. К моему прибытию небо из сумерек погружается в непроглядную черноту беззвездной ночи. На траве неподалеку стоят несколько черных машин без маркировки, четверо парней в нейлоновых куртках Агентства по алкоголю, табаку и оружию, с десяток национальных гвардейцев в полном снаряжении, люди из секретной службы, пытающиеся выглядеть непринужденно в теннисках и джинсах, пара непонятных лиц, предположительно ФБР или ЦРУ, и Уолтер Пенни с планшетом и висящим на шее свистком, – совсем как тренер перед ответственной игрой. Поле залито светом гигантских прожекторов, и есть даже серебристый автокиоск, предлагающий горячий кофе и пончики.

Я вынимаю папку девять на двенадцать дюймов, где лежат бумаги, которые Джордж должен подписать: разрешения на школьные поездки, бланки форм, анкеты о здоровье детей для летнего лагеря, выпуск документов относительно ипотеки и так далее.

– Это все настоящее? – спрашивает Уолтер.

– В основном, – отвечаю я. – Так в чем наш план?

– Нам нужен айпад и этот израильтянин. А все прочее – меньше знаешь, крепче спишь.

Я вижу, что какие-то люди работают с моей машиной: у нее открыты капот и багажник.

– Я тебя туда пошлю с двумястами фунтами халвы, – говорит Уолтер Пенни, спотыкаясь на непривычном слове «халва». Произносит его так, будто репетировал перед зеркалом.

У меня тут же срабатывает выключатель – культурная глухота.

– Снова-здорово. Вы никогда ничему не учитесь?

– О чем ты болтаешь? – спрашивает Пенни.

– Иран-контрас, – говорю я. – Оливер Нортон, Роберт Макфарлейн, оружие за заложников. Им послали Библию, подписанную Рональдом Рейганом, и шоколадный торт в форме ключа. Испек его израильтянин, что характерно.

– Все равно понятия не имею, о чем ты лопочешь.

– Важно, что я имею, – говорю я. – Какой смысл в этой халве?

– Я решил, что она понравится этому персонажу. С высоким содержанием жира – таким ребятам оно нравится, и не такая штука, которую правительственный продовольственный банк может без труда раздавать при всех этих правилах насчет орехов и семян. Ее нельзя использовать в школьных обедах, больницах, приютах ветеранов или домах престарелых. И еще я подумал, что местным птицам она тоже понравится. Если этим людям она придется по вкусу, мы можем достать еще. В буквальном смысле – тонны.