Книга Граждане Рима - София Мак-Дугалл

Особенно молчаливо держался Дама. Сжав зубы, он угрюмо вел машину на восток, вдоль засушливых гор, пока наконец не повернул на север и кругом пошли влажные сосны. Им приходилось ненадолго останавливаться почти каждый час, чтобы он мог дать отдых рукам, а Сулиен — попытаться снять боль.

— Не уверен, что тебе следует делать это, — сказал Сулиен, и Дама ответил коротко и честно:

— Теперь уже поздно. — А затем добавил: — Пустяки, все в порядке.

Но Уне он казался еще более закрытым, чем прежде, и то, что она принимала за глянцевитый панцирь над его мыслями, стало еще более непроницаемым именно тогда, когда ей показалось, что оно поддается. Но даже хотя он продолжал молчать, даже когда она закрывала глаза, ей ни на минуту не удавалось позабыть, что он в машине. Она знала, как ему больно, но это было не все. Он отягощал собой завесу мира вещей, исторгал силу, шок, который они все испытали, увидев его впервые. Словно составлявшие его атомы группировались плотнее, чем у обычного человека.

Наконец они проехали за грузовыми составами через самое сердце Волчьего Шага, так что Уне пришлось выбирать — либо повернуть голову влево и бросить взгляд через площадь на желтый фасад кабака, либо уставиться перед собой и постараться ничего не видеть. Она намеренно и холодно посмотрела в сторону кабака, и ее передернуло, но при этом она почувствовала, что не терпящее отлагательств желание найти Марка становится еще нестерпимее, и одновременно припомнила его презрительный, самонадеянно-насмешливый голос.

Было уже далеко за полночь. Через несколько миль после Волчьего Шага Дама сказал:

— Надо где-то заночевать. Сегодня я больше не могу.

Нет, нет, надо ехать дальше, хотела сказать Уна, но молча кивнула.

— Я знаю где, — продолжал Дама. — В горах так много пещер, и мы думали обосноваться здесь, но это слишком близко к людям. Мы не могли доверять им.

— И правильно, — сказал Сулиен, которому тоже стало не по себе в Волчьем Шаге.

— Ну, одну-то ночку нас тревожить не будут, они считают, что здесь привидения, — сказал Дама с еле сдерживаемой издевкой.

Он повез их, теперь маневрируя более открыто, через зеленую равнину перед Волчьим Шагом к сгрудившимся холмам и там резко затормозил. Неловко ухватив фонарик за тесьму, он повел Уну и Сулиена вверх по небольшому поросшему лесом холму, а затем сквозь расщелину — в глубокую заводь тьмы. В полу виднелось несколько плоских углублений, словно оставшихся от перевернутой мебели, а в глубине пещера оскалилась скальными наростами, свисавшими с потолка и поднимавшимися от пола, скорее напоминавшими колышущуюся драпировку и тяжелый складчатый занавес, чем каменные столбы. Они словно развевались из стороны в сторону в такт покачиваниям света, и казалось, что с потолка свисают тысячи пальцев. Пещера была просторная — величиной с небольшой дом.

— Спать здесь слишком холодно, — весь дрожа, сказал Сулиен. Было видно, как его дыхание превращается в пар.

Дама не обратил на это никакого внимания.

— Смотрите, смотрите.

Он обвел фонарем пещеру — неровно, потому что руки его снова тряслись.

Сначала в дрожащем свете они увидели только густой слой запекшейся крови, поначалу показавшийся каким-то естественным отложением; красновато-бурые пятна и потеки испещрили бледные стены. Потом сквозь красную дымку они заметили множество отпечатков: очертания рук, ладоней, от которых словно исходило слабое свечение.

— Сколько веков прошло, — прошептал Дама. — Вот почему они думают, что здесь водятся привидения.

— Я видел нечто подобное в одном журнале, — заинтересованно начал Сулиен.

— Посмотри на их пальцы, — прервала его Уна.

Все руки были изуродованы — кривые культи, отрубленные по первый сустав, рядом с нетронутыми большими пальцами. Большие, поменьше и совсем маленькие.

— Как их много. Смотрите, — все тем же зачарованным голосом произнес Дама. — Женские руки. А вот детская, но ее не тронули. Но все остальные обрублены точно так же. У некоторых уцелело по нескольку пальцев. Как они могли выжить в те поры после такого? Должно быть, они голодали. Смотрите. Это правая рука.

Он поднял свою правую руку как мог высоко, сравнивая ее с одним из красновато светящихся отпечатков.

— Разве что кто-нибудь им помог, — нерешительно предположила Уна.

— Никто никому не помог, — негромко сказал Дама, как если бы он был там и видел все собственными глазами.

— Пальцы не обязательно должны были отрубить, — почти шепотом произнес Сулиен. — Они могли просто согнуть их, вот так. Он поднял свою руку, чтобы показать, как именно. Ему подсказал это Дама, его согнутые указательные пальцы.

Дама резко, раздраженно дернулся, он почувствовал, хотя не смог бы объяснить точно, будто Сулиен критикует или посягает на что-то ему не принадлежащее. Вернувшись к этим образам прошлого, он пережил то же странное ликующее чувство, какое испытал, когда впервые увидел их, открыто столкнулся с ними.

— Зачем? Это наказание. Или пытка. И они хотели показать, что с ними сделали. Дальше есть еще.

Сначала они не заметили, что за выступом пещера уходит дальше вниз черным разинутым зевом. Сулиен попятился:

— Я дальше не пойду.

Дама посмотрел на него слегка презрительно.

— Я не боюсь этого, — нетерпеливо сказал Сулиен, указывая на отпечатки, — но как насчет пещеры? Откуда ты знаешь, что она не обвалится?

И хотя он был полон решимости пойти и далее, будь в этом необходимость, древняя тьма под толщей земли заставила его отпрянуть.

— Да все нормально, я же говорил, что уже был здесь, — сказал Дама, но на самом деле ему не хотелось, чтобы Сулиен шел с ними, — он хотел поговорить с Уной наедине.

— Так или иначе, — сказал Сулиен, — становится все холоднее. Лучше остаться в машине.

— В машине будет так же холодно, если она не на ходу, так что мы разведем костер. А снаружи света не будет видно.

Но, сказав это, Дама не повернулся к выходу, явно не собираясь искать хворост, напротив, стал карабкаться в отступавшую кромешную тьму. Фонарь оставался у него, и, вероятно, исключительно повинуясь инстинкту следовать за светом, Уна сделала как он хотел и пошла за ним.

— Уна, — предостерегающе сказал Сулиен.

— Все будет в порядке, — ответила она.

Сулиен постоял с минуту в темноте, а потом побрел обратно к машине, посмотреть, не забыли ли они зажигалку, и потому что ночное небо показалось ярким по сравнению с темнотой, обступившей его со всех сторон, как только унесли фонарь.

Дама передал фонарь Уне, отчасти чтобы она сама выбирала, на что смотреть, отчасти потому что у него заныли руки. Они подошли к самому краю ровного темного пространства; сырой низкий потолок нависал над их головами, убегая вдаль, насколько хватало света; стен было не видно, так что могло показаться, будто они очутились под скалистым небом, под одним из многих слоев пустой породы или между страницами каменной книги. Сырой пол был изборожден проточенными влагой канавками, похожими на мягкую рябь влажного песка на морском берегу, но на самом деле они оказывались твердыми и не рассыпались под ногами.