Книга Благодать и стойкость. Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Киллам Уилбер - Кен Уилбер

А теперь опять в больницу, снова вернуться к неприятному делу — лечиться от рака. Химиотерапию начали на неделю позже, чем планировали: ждали, пока поднимется уровень лейкоцитов. Еще одна неделя, делающая химиотерапию менее эффективной. Но само по себе лечение, повторю еще раз, проходит невероятно легко. Да, теряется аппетит, надо больше спать, приходится пить снотворное, и бывает легкое головокружение — но насколько это все-таки легче, чем адриамицин. Если бы доктор назначил мне годовой курс этих препаратов, как это было с адриамицином, то, думаю, я выдержала бы. Если адриамицин отравлял мою душу, так что мне приходилось бороться за каждый миг счастья, то во время этого лечения мне хорошо и радостно!

Ах да, немцы. Они очень помогают, очень добры и приветливы к нам — особенно к Кену, который гораздо больше соприкасается с внешним миром, чем я. Уже на второй день мне передали цветы две официантки из ресторана, в котором Кен часто обедает. За моими делами следит больше шоферов, владельцев магазинов, официанток, чем вы можете себе представить!

На прошлых выходных было большое представление — «Рейн в огне»: были освещены все замки и устроен большой фейерверк. У нас гостит Вики, что само по себе прекрасно, и они с Кеном пошли смотреть на праздник с берега. Там была большая толпа, люди всех возрастов выстроились вдоль берега Рейна рядов в шесть, много детей. Зрелище было фантастическим — мне удалось увидеть из окна немного фейерверка. Кен и Вики стали кричать: «Ух ты! Вот это да! Посмотри сюда!» — А потом вдруг заметили, что все люди вокруг стоят в гробовом молчании. Можно было услышать, как муха пролетает. Даже дети не проронили ни звука. Это было жутковато, сказали они. Позже Кен спросил у гостиничного служащего, что все это значит, и объяснил: когда у нас в Америке проходят большие фейерверки, мы делаем так: «Ух ты! Вот это да!» Служащий сказал: «Может быть, вы пьете больше пива?» Кен засмеялся и ответил: «Нет, это исключено, это вы пьете пива больше всех в мире, дело не в этом». Тогда служащий сказал: «Мы в Германии не делаем так: "Ух ты! Вот это да!" Мы делаем так: "Тс-с-с!"».

Мы с Вики ходили по Бонну и попадали из одной идиотской ситуации в другую, отчего настроение у всех повышалось. Как-то раз мы сидели в маленьком уличном кафе, Вики пила капуччино, я — «Кёльш». К нашему столику подошел официант и спросил: «Вы ведь Кен Уилбер, правда? У меня дырка в животе, и мне нужна срочная помощь».

Дырка в животе? Мы были в ужасе. Мы решили, что у него рак желудка, а из-за того, что у меня бритая голова, он решил, что я тоже болею раком, и ему нужна срочная медицинская помощь. Вики побелела как мел. Я вскочил, чтобы потащить его в Янкер-Клиник.

Оказалось, что он видел одну из моих книг на витрине местного книжного магазина, узнал меня по фотографии и отчаянно захотел поговорить со мной о своих проблемах — в первую очередь о том, что недавно его бросила его девушка. Выражение «дырка в животе» было трогательной попыткой сказать по-английски «пустота в самой середине моего существа» — иными словами, депрессия. И вот он плюхнулся на стул рядом с нами и битый час рассказывал нам про эту ужасную дырку в животе.

Не могу не говорить Вики и Кену, как я жалею, что не нашла эту клинику раньше. Я рассказала немного об «ошибках», которые, как мне кажется, совершила в прошлом — не сделала мастэктомию с самого начала, согласившись на частичную, не стала принимать тамоксифен. Естественно, всегда хочется задним числом подстелить соломку, и, наверное, любой раковый больной после рецидива считает, что сделал недостаточно. Каждый из нас может насчитать не одно дело, которое мы не сделали и которое, может быть, помогло бы, по крайней мере, задержать появление рецидива.

Для меня главная задача — удержаться от самобичевания (хотя иногда я попадаюсь в эту коварную ловушку сожалений о несделанном) и, наоборот, надеть мудрые очки для ближнего обзора (а их у меня полным-полно) и присмотреться к тому, что происходит сейчас. В прошлом я вижу некоторую лень и склонность положиться на «крупнокалиберное оружие», пренебрегая важными последующими процедурами (строгая диета, мегавитамины, физкультура, визуализации и т. д.). В общем-то, я все это делала, но иногда позволяла себе пропускать. Я думала так: мне сделали операцию и облучение; я прошла химиотерапию, неужели это недостаточная цена, неужели все это не может справиться с болезнью само, а я просто хочу вернуться к нормальной жизни, вместо того чтобы идти куда-то еще, ходить по другим докторам, снова принимать трудные решения. Я уже пожертвовала частью своей плоти, я пережила год мучений, чтобы вылечиться, и мне уже слишком трудно решать, что делать дальше в этой непонятной сфере.

Кроме того, я замечаю, что естественное желание верить в лучшее («это всего лишь местный рецидив») несколько переоценивается сторонниками «позитивного мышления»: надо сосредоточиться на полном излечении от рака, со всей убежденностью говорить: «со мной все в порядке», гнать от себя любые мысли о том, что мне и дальше придется лежать в больнице, гнать от себя подозрения, что рак по-прежнему притаился где-то у меня в теле, потому что такие негативные мысли имеют магическую силу становиться реальностью.

Со стороны родных и друзей я тоже чувствую некоторое давление мыслить позитивно. Понятно, что никто, независимо от того, больной он или здоровый (то есть потенциально больной), не хочет думать о худшем варианте развития событий, но все-таки родные и друзья должны помнить, что страхи перед раком не основаны на фантазиях, что это не просто негативное мышление. Надеюсь, они научатся относиться терпимее к этим страхам, потому что часто они выполняют полезную функцию; их надо выслушивать, с ними надо работать, но не отрицать их.

Теперь я чувствую, что упрощенное понимание «позитивного мышления» заставило меня не только гнать от себя страхи, но и ослабило мою мотивацию продолжать после химиотерапии лечиться другими способами. Необходима невероятно высокая мотивация, когда сначала надо сделать тяжелый выбор между вариантами «чего-нибудь другого» (в области альтернативных и дополнительных методик лечения рака вообще все непонятно), а потом каждый день делать кучу работы, не говоря уже о времени и расходах на поездки в разные клиники и к разным докторам. То, что на бумаге кажется интересной лечебной методикой, на практике оборачивается невероятно трудной задачей вписать все это в повседневную жизнь, при том, что ты болен. Если же всего лишь стремиться к «позитивному мышлению», необходимой мотивации не достичь.

Когда же я переключаю внимание на сегодняшний момент, осторожно надевая на нос очки для ближнего обзора, то что я вижу? Снова лень, которая заставляет полагаться на «крупнокалиберное оружие» доктора Шейефа и пренебрегать всем остальным. Но когда на мне очки, я замечаю эти побуждения, вижу их очень отчетливо, и тогда у меня появляется стимул продолжать свои разыскания в области дополнительных, долгосрочных методик лечения. Когда я выбираю методики, которые кажутся мне правильными, я знаю, что буду с полной решимостью следовать им. Я знаю, что моя лень, желание жить нормальной жизнью, «как у всех», будет подпитывать неуверенность и сомнения, которые неизбежно возникнут, как только мне дадут новые инструкции, расскажут новую историю или выдадут новые результаты анализов. Но я чувствую, что смогу сделать так, чтобы лень и желание верить в лучшее не размывали истинную картину происходящего. Я пишу об этом в надежде, что это поможет другим выработать в себе сильную мотивацию, так необходимую в жизни с онкологическим заболеванием со всеми ее взлетами и падениями.