Книга Китайская шкатулка - Барбара Вуд

Я сунула руку в сумочку и достала старую газетную статью, которую хранила более сорока лет. Она пожелтела, стала ломкой, но фотографию еще можно было различить.

Шарлотта нахмурилась, разглядывая вырезку из газеты с выцветшей фотографией.

— Это снято в день открытия нового, современного здания фабрики, — пояснила я. — Видишь, я разрезаю ленточку у входа? А теперь посмотри сюда. — Я указала ей на лицо в задних рядах. — Это моя мать. Мей-лин. Она специально приехала на открытие моей новой фабрики!

Джонатан нагнулся ближе, чтобы посмотреть на фотографию, а я отклонилась назад, вспоминая тот день, когда ко мне в руки впервые попала эта газета. Я смотрела на лицо моей матери, которая находилась всего в нескольких ярдах от меня. Она была совсем рядом — и все-таки не со мной…

Шарлотта подняла на меня удивленные глаза:

— Она не открылась тебе?

— Как она могла? Моя мать пообещала своему отцу, что никогда не подойдет ко мне.

— Но он же умер!

— Да, он уже был тогда с нашими предками, но Мей-лин по-прежнему была обязана уважать его и слушаться его. Однако в тот день она послушалась также и своего сердца. Моя мать присутствовала на открытии новой фабрики — и умерла несколько дней спустя здесь, в Сан-Франциско. Ее похоронили там, где сейчас лежит и мой пустой гроб. Шарлотта, на моих похоронах ты ступала по земле, где похоронена твоя бабушка!

— Но я все-таки не понимаю… — с болью в голосе заговорила Шарлотта. — Какое отношение это имеет к фабрике?

— Посмотри на лицо моей матери, — проговорила я. — Ты видишь радость в ее глазах? Ты видишь, с какой гордостью она смотрит на свою дочь? Когда я это увидела, Шарлотта, и убедилась, что она стояла совсем рядом со мной и все-таки не подошла ко мне, я все поняла о семейной чести и о самопожертвовании матери. Вот почему я отдавала фабрике столько сил, что тебе даже казалось, будто я любила ее больше, чем тебя. Потому что там побывала моя мать. Потому что там она была счастлива и радовалась в последний раз.

— Как жаль, что ты никогда мне ничего не говорила, — прошептала Шарлотта. — Наверное, мне было бы легче…

— У нас с тобой страшная судьба, — вздохнула я. — Моя мать стояла недалеко от меня, а я этого не знала. Она была рядом и все-таки не могла назвать меня дочерью. Точно так же и я была рядом с тобой, но не могла назвать дочерью тебя.

Я опустила руку в сумку и достала последний подарок для моей девочки. Я вытерла слезы, струившиеся по ее щекам, и показала ей фотографию, которую носила с собой тридцать девять лет. Это был маленький снимок, черно-белый. Китайская женщина сидит на больничной кровати с ребенком на руках. Рядом с ней, обнимая ее, словно защищая, стоит красивый американец и улыбается в камеру.

— Это было снято в тот день, когда ты родилась, — сказала я. — Нас сфотографировала медсестра. Она как раз только что принесла тебя мне, и я впервые взяла тебя на руки. Это единственная наша семейная фотография.

Голос Шарлотты зазвенел, как стеклянные колокольчики:

— Я не знаю, что сказать…

— У нас еще будет много времени для разговоров. — Я посмотрела на Джонатана, а потом на свою дочь. — Но вот о чем я думаю сейчас. Очень немногим из нас выпадает в жизни большая, настоящая любовь, Шарлотта. Моя мать обрела эту любовь с Ричардом Барклеем, я нашла ее в Гидеоне. Но мы обе потеряли нашу любовь. Ты не должна повторить ту же ошибку! — Я взяла руку Джонатана и соединила ее с рукой Шарлотты. — Ты нашла эту любовь, дочь моя, так открой ей двери.

Много лет назад я видела, как ты запираешь двери своей души — одну за другой, — пока не оказалась в закрытом доме. Ты считала, что так спасешься от неудач? Но ты не впускала и удачу тоже. Открой двери, Шарлотта, — проговорила я, улыбаясь ей и Джонатану. — Впусти удачу. Впусти любовь!