Книга Обитатели холмов - Ричард Адамс

Лишь Крестовник, Чертополох и еще трое кроликов сумели вовремя сообразить и метнуться вниз в нору, когда появилась собака. Очутившись в "Улье", они туг же сдались Пятику, который еще не полностью вышел из своего долгого транса и не совсем ясно понимал, что происходит вокруг. И пока пятеро эфрафцев, скорчившись и дрожа от страха, сидели в норе, прислушиваясь к лаю охотившейся наверху собаки, Пятик пришел в себя и добрался до входа в тоннель, где по-прежнему в полубессознательном состоянии лежал Шишак. Там ему удалось убедить Падуба и Серебряного, что осада закончена. И тут же нашлось огромное количество добровольцев разобрать завалы, сделанные, чтобы закрыть ходы с южной стороны. Так получилось, что Черничка, первым попавший в "Улей", в течение многих дней и со все большим успехом изображал "капитана" Пятика, который, по словам того же Чернички, командовал "толпой" пленных из Эфрафы подобно синице, скачущей вокруг стаи галок".

Но в "Улье" мало кто обратил на них внимание — мысли кроликов были заняты лишь Орехом и Шишаком. Шишак, казалось, был при смерти. Из полудюжины ран сочилась кровь. Он лежал с закрытыми глазами в том самом переходе, который защищал до конца, и не отозвался даже тогда, когда Хизентли сказала ему, что эфрафцы разбиты и городок спасен. Потом крольчихи осторожно расширили тоннель и принялись по очереди хлопотать возле Шишака, зализывая его раны, прислушиваясь к неровному, тяжелому дыханию.

А Черничка и Одуванчик пробрались в нору еще раньше, через ход Кехаара, который засыпан был не до конца, и рассказали, как все случилось. Одуванчик не знал, что произошло с Орехом после того, как пес сорвался с привязи. День повернул к вечеру, и каждый думал уже о самом худшем. Наконец Плошка, встревоженный, приунывший, решил сам отправиться на ферму "Орешник". Пятик тотчас же заявил, что пойдет вместе с ним, и приятели, пробежав по лесу, вместе спустились по северному склону. Они успели отбежать совсем недалеко, когда Пятик, взобравшись на муравейник, чтобы увидеть весь склон, заметил на западе приближавшегося кролика. Они побежали навстречу и вдруг узнали Ореха. Пятик кинулся к нему, а Плошка опрометью понесся в "Улей" сообщить хорошую новость.

В "Улье", послушав каждого, в том числе и Крестовника, чтобы представить себе все, что здесь происходило, Орех отправил Падуба и с ним еще троих на разведку, выяснить, действительно ли эфрафцы убрались восвояси. Потом он пошел в тоннель, где лежал Шишак. Рядом с Шишаком сидела Хизентли.

— Он недавно проснулся, Орех-рах, — сообщила Хизентли — Спросил о тебе, а потом пожаловался, что очень болит ухо.

Орех потрогал носом намокшую от крови пушистую "шапочку". Рана открылась, и Орех испачкался в крови.

— Ты победил, Шишак, — сказал он. — Враг бежал.

Шишак не шелохнулся. Потом приоткрыл один глаз, раздул щеки и обнюхал Ореха. Шишак молчал, и Орех не знал, понял его тот или нет. Наконец Шишак прошепелявил:

— Так мы распили местера Турмана, та?

— Та-та, — ответил Орех. — Я пришел, чтобы помочь тебе пойти на силфли, Шишак. Тебе нужно поесть, да и раны тебе наверху мы лучше прочистим. Пошли, день чудесный, зеленый и солнечный.

Шишак приподнялся и переполз в разоренный "Улей". Там он без сил лег на землю, отдохнул и снова пополз до хода Кехаара.

— Я думал, он меня убьет, — произнес он. — Все, драк с меня хватит, сыт по горло. А ты… Твой-то план удался, Орех-рах! Здорово удался. Рассказал бы, как это вы справились. И как ты попал домой?

— Меня почти до самого дома подвез человек на храдада, — ответил Орех.

— А остальную дорогу ты, наверное, летел, — хмыкнул Шишак, — с белой палочкой в зубах? Ты, Орех-рах, рассказывай толком. Хизентли, в чем дело?

— О! — Хизентли вытаращила на Ореха глаза. — О!

— Да в чем дело-то?

— О, и в самом деле!

— Что "в самом деле"?

— Он вернулся на храдада. Я видела это тогда, в Эфрафе, когда мы сидели с тобой ночью в норе. Помнишь?

— Помню, конечно, — отозвался Шишак. — И свой ответ помню. Я сказал, что тебе лучше поболтать бы об этом с Пятиком. Хорошая была мысль. Да, мы именно так и поступим. Если Пятик поверит тебе, Орех-рах, тогда поверю и я.

50

Самая последняя глава

Я хочу сказать, что оскорбительное вмешательство генерала не только не разрушило это счастье, но, напротив, лишь помогло им глубже узнать друг друга, отчего их взаимная привязанность стала только сильнее; и я, будучи убеждена в этом, предпочла бы предоставить вам судить самостоятельно…

Джейн Остин. Нортенгерское аббатство.

Перевод И. Маршака

Прошло шесть недель. Стоял прекрасный безоблачный вечер середины октября. С буков еще не опали листья, вечера были теплые, но долины внизу почти обезлюдели. Травы отцвели. Сквозь стебли просвечивал только желтый калган, поздние колокольчики да пурпуровая Черноголовка. Остальные цветы завяли. А на опушке леса одиноко стоял ломонос со сладко пахнущими мелкими цветочками, похожий то ли на облачко дыма, то ли на стариковскую бороду. Затихли песенки насекомых. Травянистые склоны, летом кишевшие, будто джунгли, теперь опустели, и среди высоких стеблей, где сновали бесчисленные их полчища, теперь лишь полз полусонный паучишка или жук торопился по своим важным делам. На солнце в воздухе еще танцевала мошкара, но охотившиеся на нее все лето стрижи исчезли, резкие крики их смолкли, одна малиновка тенькала в бересклете. Внизу, под холмом, лежали убранные поля. Одно поле уже распахали, и гладкие, словно отполированные, пласты вывороченной земли тускло отражали солнечные лучи, лившиеся из-за перевала. Небо было пустынно и чисто, как светлые воды. В июле казалось, что густая, как сливки, его синева касается верхушек деревьев, а сейчас оно голубело высоко и прозрачно, а солнце все быстрей торопилось к закату, обещая скорые холода, и садилось, ленивое, сонное, огромное и багровое, как цветы шиповника. С юга подул свежий ветер, и с буков полетели красные, желтые листья, с шорохом ломким и жестким, иным, чем прежде. В это время все, что не может вынести зиму, тихо уходит и исчезает.

Многие говорят, что любят зиму, хотя на самом деле им нравится свое ощущение защищенности. Людям не приходится добывать зимой еду. У них есть печки и теплая одежда. Зима не является для них бедствием, и потому они лишь острее чувствуют надежность своих жилищ и превосходство над животным миром. Совсем иначе относятся к зиме птицы, звери, а среди людей — бедняки. Животным, в том числе и кроликам, зимой нелегко. Хотя им, в отличие от других, не приходится искать пищу. Но когда вход в их норы заваливает снегом, они сидят там безвыходно по нескольку дней. Зимой они чаще болеют, холод снижает их жизнестойкость. Тем не менее в норах у них тепло и уютно, особенно когда кроликов много. Зимой они чаще, чем в конце лета или осенью, заводят себе пару, и начиная с февраля у них появляется потомство. Но и в это суровое время года случаются ясные дни, когда можно размяться и выйти на силфли. Потому что и в рискованных набегах на фермерские огороды есть своя прелесть. А дома можно послушать сказки или поиграть в камешки или еще во что-нибудь. Зима для кроликов остается такой же, какой была для средневекового человека, — непростым, но вполне терпимым временем года, которое можно скрасить благодаря своей смекалке и которое, однако, не лишено удовольствий.